– Слушай, а может, ужастик посмотрим?

Я соглашаюсь. Кир переходит во вкладку «Ужасы» и выбирает «1408».

– Ты же не против?

Фильм этот мы уже как-то смотрели, но он мне нравится, так что я не прочь пересмотреть. Интересно, какая из альтернативных концовок попадётся сейчас?

– Врубай.

Кир нажимает на старт, и фильм начинается. Я удобней устраиваюсь в кресле и перемещаю свою часть рыбы поближе к себе, кладя её так, чтобы она не скатилась с кресла-мешка. Кир делает то же самое.

– Ну, погнали.

В два часа ночи я говорю, что мне, наверное, уже пора, но друг лишь смеётся надо мной.

– После нескольких ужастиков подряд? Да ты и до поворота не дойдёшь – умрёшь от инфаркта, когда услышишь мяуканье какого-нибудь котяры.

Я уже открыл рот для возмущения и оправдания своей храбрости, но Кир поднимает правую ладонь в жесте «подожди».

– Оставайся. У нас же ночь кино, не? А ща прошла только половина ночи. Подрыхнешь потом у меня.

И я соглашаюсь. Кир включает «Дом восковых фигур».

– Я рад, что тебе лучше. Я боялся, что ты так и не сможешь выбраться из своего кошмара. Прости, что не писал, я должен был… Рад, что ты сегодня здесь.

Я натянуто улыбаюсь, но Кир неотрывно смотрит на экран телевизора, так и не поворачиваясь, так что я опускаю уголки губ назад. Наблюдая за тем, как человека заживо покрывают воском, я сжимаю губы. Нет, лучше не стало. Даже сейчас, рядом с близким другом, наслаждаясь кино… Я смотрю на Кира и думаю о том, что эта встреча ничем не помогла. Ощущения не изменились.

Перед сном в голову опять лезут мысли о Лилии. Она оказалась права. Я был уверен, что Кир не захочет общаться. В конце концов, это то же я – причина разрыва общения, да? Отстранился, замкнулся.

Я признаюсь самому себе, что в каком-то роде меня это успокаивало. Правильно ли я поступаю, вновь навязываясь другу? Я сжимаю одеяло, кусая губы. Меня не покидает ощущение, что всё это ложь. Иллюзия, в которую я так хочу поверить. Мысли, что я лишний, что дружелюбность Кира наигранна, не исчезают. Мне страшно. В голове всплывают ненужные воспоминания, собственные демоны вновь зловеще нашёптывают, почему никогда не стоит ни к кому привязываться.

Стараясь увести мысли в другое русло, пока не начался приступ паники, я включаю телефон. На переднем плане – огромные белые цифры, показывающие время. За ними – картина Айвазовского. «Буря на море ночью».

Смотря на пенящиеся волны, я вновь проматываю события сегодняшнего дня. Вновь вернувшись к встрече с Лилией, я вспоминаю разговор о фуникулёрах и воздушных шарах. «Меня можно посадить в корзину и подуть вентилятором, сказав, что мы летим, и я бы поверила, ни о чём не догадавшись». Посадить в корзину… Я вновь съёживаюсь, отчётливо слыша внутри себя голос девочки. Сколько её радости и жизнелюбия задушил Дом? А сколько другие люди?

Путешествия… Я горько улыбаюсь. Она не одна о них мечтала.

Делая пару успокаивающих вдохов-выдохов, чтобы избавиться от нежелательных мыслей, позволяя телу полностью расслабиться, я откладываю телефон в сторону и погружаюсь в сон.

На периферии сознания появляются размытые картины полёта. Прохладный ветер, пушистые облака. Небо яркое, почти белое, лишь с голубым отблеском. Солнце заставляет жмуриться. Но чёрные зрачки напротив внимательно смотрят через широко открытые веки, украшенные пушистыми ресницами. Несмотря на узкий разрез, глаза Лилии всё равно сейчас кажутся необычайно большими. Редкие порывы воздуха путают до ужаса длинные смоляные волосы. Взлетая, они на секунду превращаются в причёску Медузы Горгоны. Чёлка лезет в глаза. А потом наступает затишье, и волосы вновь покоятся волнами на плечах. Яркие, будто накрашенные, губы расплываются на пол-лица. Блестящие глаза всматриваются в разнообразные деревья, которые сейчас, с высоты полёта, по размерам кажутся не больше пуговиц. Тонкие смуглые пальцы крепко держатся за корзину. Вдыхая всей грудью, девочка ловит запахи. Когда мы пролетаем над речкой, она восторженно охает, говорит, что очень хочет когда-нибудь поплавать. На лодке или на катере, конечно. Так-то она плавать не умеет. Я понимающе соглашаюсь, так как и сам не умею. На несколько минут она замирает, вслушиваясь. Так тихо. Ни сотни детей вокруг, ни шума города. Нет стен. Нет этого прогнившего старого забора. Нет ворчливых и грубых попечителей. Нет расписания, обязательных занятий, насмешливых ровесников и опасных старшаков… Отвлекаясь от её лица, я сам смотрю на всю эту красоту вокруг. Сначала вниз, потом на бесконечное голубое полотно. Укачанный монотонностью парящего движения, я ощущаю, будто я не в небе, а на тех самых волнах.