Овчарка поворачивает голову, внимательно наблюдая за моими действиями. Почувствовав склизкий кусок плотной ткани у себя на спине, она лишь фыркает, но не возмущается и поводок не сбрасывает.

Осматривая дорогу, я вдруг испытываю желание пройти через ряды магазинов, которые я видел из окна кофейни, через горшки с цветами и через булочную. Ничего интересного и нового я там не найду – это я понимаю, но пройтись всё равно хочется. Я решаю, что это глупо, и сворачиваю на свою обычную дорогу до дома.

Девятиэтажка встречает меня знакомыми одинокими балкончиками и ярко-красным граффити около двери второго подъезда. Появилось оно ещё месяц назад, но раздражает меня до сих пор. «Радуйся», – приказывают выпуклые буквы. Радуйся…

Лифт, к счастью, работает, и мы с Гриной поднимаемся до седьмого этажа за считанные секунды. Площадка перед квартирами большая и светлая, перед серым окном стоит ваза с крестовником. Зелёные шарики листьев спускаются до подоконника и спадают вниз. Я с иронией замечаю, что в подъезде лучше, чем на улице.

Стараясь не разбудить Глеба, тихо прохожу внутрь квартиры, зная, что иначе мне сильно влетит. Мужик он, конечно, неплохой, но часто бывает вспыльчив. А ещё любит долго и много спать. Когда он работает, я вообще понятия не имею. А работает ли? Хотя хозяйке квартиры платит всегда вовремя. Я тоже стараюсь. В пекарне иногда задерживают зарплату, но до сегодняшнего дня я всегда успевал заплатить за комнату в срок.

Я запускаю собаку внутрь, и Грина сразу же проходит на кухню. Она знает, что, когда Глеб встанет, он сразу же её покормит, – за это я ему очень благодарен. Когда я искал жильё, то был уверен, что делить квартиру не только с тощим неопрятным парнем, но ещё и с большой собакой никто не захочет. Однако Глеб сразу проявил к Грине дружелюбие, а со временем, замечая, что иногда я забываю её покормить или выгулять вечером, сам стал за ней ухаживать. Мне это жизнь, несомненно, облегчило, но я всё же стараюсь не злоупотреблять его добротой. Сейчас, правда, мне опять некогда заниматься Гриной, так что приходится оставить её на соседа.

По ламинату расползаются коричневые лужицы. На месте, где сидит собака, – комья грязи. Что ж, было бы здорово, если бы Глеб её ещё и помыл.

Я хочу взять зонтик, но поблизости его не оказывается. Чертыхаюсь. Но у меня нет времени его искать. Стараясь громко не хлопнуть, закрываю дверь. Подъезд всё такой же светлый и дружелюбный, голубые стены сливаются с белым потолком, и я думаю, что вот так и должно выглядеть настоящее небо. Голубой. Белый. Небо. Облака. Лёгкие. Нежные.

Я кидаю стаканчик от кофе и пустой пакет в урну и вызываю лифт. Зелёные цифры бегают по серебристому экрану. Один. Два. Три. Тройка задерживается, мигая раза два, высаживая пассажира. Четыре. Пять. Я стараюсь не моргать, когда шестёрка начинает оживать. Вот она распрямляется, вот протягивает руку, опускает голову, и вот зрителям улыбается уже не шесть, а семь. Двери с тихим жужжанием раскрывают створки, и я захожу внутрь. Неторопливо лифт начинает падать.

Мне приходится вызвать такси. Дождь всё-таки начался. И кажется, будто сегодня он ещё сильней, чем был вчера. Попробую добраться пешком – точно заболею. А денег на лекарства не осталось. Пересчитывая кучку мелочи, я молюсь, чтобы её хватило хотя бы на поездку.

Машина приходит почти сразу же. Белый Isuzu Gemini 1995 года. Я даже не сразу соображаю, что это за мной. Старая и сильно потёртая, машина, тем не менее, создаёт хорошее впечатление: видно, что за ней старательно ухаживают.

Я сажусь за водителем. Тот представляется и, уточнив адрес, тихо трогается с места. Звон бьющихся капель становится все ясней и ясней: долетая до стекла, они умирают, разбрызгиваясь по всей поверхности. От сильного ветра и из-за движения машины они соскальзывают и, скатываясь справа налево, срываются, улетая в неизвестное пространство. Друг за другом они совершают одну и ту же эту ошибку.