– Раздевайтесь, – услужливо предложил прапорщик и бесшумно скрылся за темной дубовой дверью генеральского кабинета. Вышел он оттуда, держа в руке два стакана в подстаканниках, и, слегка кивнув, пригласил Кольцова: – Проходите.

Кольцов зашел в кабинет. Почти во всю его длину тянулся длинный, покрытый зеленым сукном стол. В конце его стоял стол поменьше, с красивой лампой, за которым работал Ачкасов. Едва Кольцов появился в кабинете, Ачкасов поднялся со своего места и не торопясь направился прямо ему навстречу. Он приветливо поздоровался с Кольцовым, пожал ему руку, спросил:

– Как, Сергей Дмитриевич, добрались?

– Благодарю. Без всяких осложнений, товарищ генерал-лейтенант.

– Называйте меня, пожалуйста, по имени-отчеству, Владимир Георгиевич, – попросил Ачкасов. – Где остановились?

– В общем, у друзей, – не стал вдаваться в подробности Кольцов.

Ачкасов предложил Кольцову место за большим столом, сам сел рядом, сказал:

– Если захотите переехать в гостиницу, вам сейчас же предоставят номер.

– Спасибо. Вероятно, обойдусь.

Поговорили о делах в полку. Разговаривать с Ачкасовым было легко. Он отлично знал жизнь частей, вопросы задавал деловые, умел выслушать собеседника. Неожиданно Ачкасов спросил:

– Вы что окончили, Сергей Дмитриевич?

– МГУ.

– И кто у вас читал физику?

– Академик Верховский.

– Владислав Андреевич? – расплылся в улыбке Ачкасов.

– Он самый.

– Боже мой! Отлично знаю! Мы с вами коллеги. Когда-то я тоже слушал его лекции. Тогда все понятно…

Ачкасов помолчал, углубившись в свои мысли. Теплая улыбка долго не сходила с его губ. Глаза щурились, смотрели куда-то сквозь стену кабинета. Он показался Кольцову усталым, но гораздо моложе, чем тогда, ночью, на танкодроме, когда Кольцов докладывал ему о результатах заезда. Но тогда Кольцов и не имел возможности разглядеть его хорошенько. А теперь от его взгляда не укрылось ничего: ни густые пепельные волосы генерала, ни внимательный взгляд его умных серых глаз, ни тонкий нос с чуть заметной горбинкой, ни гордая посадка головы. Кольцов невольно залюбовался им.

– А вы с Верховским очень похожи друг на друга, – сказал вдруг Кольцов.

– Если только внешне, – улыбнулся Ачкасов. – Характер у будущего лауреата был уже в те годы не приведи господи! А вы, кстати, знаете, что ему присуждена Ленинская премия?

– Так точно. В позапрошлом году ехал в отпуск, специально заезжал в университет, поздравлял его, – ответил Кольцов.

– Удивительный он все-таки человек. Совершенно не признает никаких компромиссов, необычайно упорен в достижении цели и абсолютно не желает считаться ни с какими условностями. Понадобилось ему что-нибудь – вынь да подай. Задумал что-нибудь – свернет гору. Чужих мнений для него не существует… Как только вы сдавали ему экзамены?!

– По три, по четыре раза, – признался Кольцов. – Пока не распознали его ахиллесову пяту.

– А она у него есть?

– Во всяком случае, путь к нему мы нашли. На него надо наступать, все время атаковать вопросами. И чем больше вопросов задаешь ему ты, тем меньше потом будет гонять тебя он. А особенно ценил такие вопросы, на которые сам не мог ответить с ходу.

– Вы тоже задавали ему такие вопросы? – пытливо взглянул на собеседника Ачкасов.

– Бывало, – усмехнулся Кольцов. – Правда, готовиться к ним приходилось больше, чем к любому экзамену.

– Похвально! – встал вдруг со стула Ачкасов. Он подошел к своему шкафу и вернулся, держа в руках объемистую тетрадь Кольцова. – Похвально. Впрочем, Сергей Дмитриевич, судя по этим записям, другого ответа я от вас и не ожидал. Ну как, догадываетесь, зачем я вас вызвал в Москву?