Советское стрелковое оружие и боеприпасы отдавали полицаям, карательным командам, националистическим формированиям – украинским, крымско-татарским, казачьим, власовской РОА. А боевую технику зачастую использовали сами. На месте красной звезды на башне Т-34 нарисуют крест и готова мощная боевая единица. И пушки наши уважали. В первый год войны у нашей Ф-22 рассверливали казенник под гильзу большего размера и получалась мощная противотанковая пушка. Наши танкисты называли ее «гадюкой».

Когда командир звена Антонов озвучил задание, штурманы и пилоты зашуршали картами. Железные дороги обозначены, но не полностью. Есть, скажем, в небольшом городе кирпичный завод. От основной ветки к нему есть подъездные железнодорожные пути, платформа для погрузки – разгрузки, типичный тупик. Там не один, а два бронепоезда спрятать можно. Или старый, заброшенный разъезд. Рельсы уже заржавели, не отблескивают, все травой поросло. Будешь стоять рядом и не догадаешься, что рельсовый путь в пяти метрах.

У немцев карты точные, обозначены ручьи, их глубина, скорость течения. Столбы телефонных линий, одиночные строения, вроде сараев. Не зря абвер и прочие службы свой хлеб ели. А еще перед войной якобы случайно залетали самолеты с фотоаппаратурой. Отличная цейсовская оптика славилась еще с начала века, на фотопленке каждая мелочь видна. Однако немецких карт у летчиков нет. Начали высказывать предположения. Относительно потаенных мест, где мог укрыться бронепоезд, оказалось несколько. Все звено, три бомбардировщика, гонять попусту смысла нет. Командир решил раздать для разведки каждому экипажу предполагаемые места стоянки бронепоезда. Кто обнаружит, по рации передает координаты другим. Взлетели один за другим, быстро рассредоточились.

Павлу достался небольшой кусок железнодорожного пути, но самый дальний. Высоко лететь – ничего не увидишь, а низко – рискуешь попасть под «эрликоны» бронепоезда, если повезет на него выйти.

Штурман вывел к железной дороге. Павел повел самолет немного в стороне, вдоль путей. Увидели поезд с битой техникой на платформах, который шел на завод. Еще один поезд из крытых вагонов проследовал к фронту. Руки чесались отбомбиться. Но надо выполнить задание. Пролетели над дорогой, а бронепоезда нет. Реального бронепоезда Павел не видел никогда, представлял по виденному фото. Главные признаки – бронированный паровоз и бронированные вагоны. Хотел доложить по рации, что в отведенном для проверки районе цель не обнаружена. А штурман голос подал:

– Командир, справа курсом сорок пять дымок. Надо бы посмотреть.

– Выполняю.

Дымок может быть от чего угодно – костра, русской печи в избе, горящего сарая или паровоза. Долго в одном районе крутиться нельзя. Небось немцы уже по рации вызвали истребители. Крутится над головой русский самолет, явно что-то вынюхивает, наверняка разведчик, потому что не бомбит и не обстреливает.

Заложил вираж Павел, снизился до трехсот метров. Дымок ближе и непонятно, откуда он. Как будто из-под деревьев. Не похоже на бронепоезд. Отвернул в сторону, а Яковлев рукой показывает:

– Рельсы.

Павел их уже сам увидел. А на карте их нет.

Резкий разворот, по месту, откуда дым, с пологого пикирования очередь из обоих курсовых пулеметов. Щедрая, на треть ленты. И сразу все переменилось. Слетела маскировочная сеть, сразу из нескольких точек, с платформы, по самолету открыли огонь спаренные «эрликоны». Спасла малая высота, зенитчики не успевали поворачивать свои орудия, велика угловая скорость. Павел сразу по рации назвал квадрат, развернулся. А уже не дымок, а густой дым из паровозной трубы.