На стенах штурманской комнаты были развешаны секретные приказы о характерных тяжёлых лётных происшествиях, причины которых обязаны были знать лётчики, чтобы не допускать их повторения. Редок был день, чтобы где-то что-то не случалось в громадной стране.

Васин прошёл в АДП (аэродромный диспетчерский пункт) и доложил, что экипаж в полном составе приступил к дежурству.

– Пока всё идёт нормально и резерв не нужен, – сказал диспетчер. – Вот направление в гостиницу. Отдыхайте. Понадобитесь – вызовем.

Но в гостиницу, как всегда, идти не торопились, остались в штурманской комнате, где редки были минуты затишья. Здесь постоянно толпился лётный люд. Одни только что прилетели, ещё возбуждённые, не остывшие от полёта, другие готовились к вылету, третьи просто коротали время, задержавшись по какой-то причине с вылетом. Помимо этого тут собирались люди, ожидавшие прибытия каких-нибудь рейсов. В основном это были рейсы южного и московского направлений. В Москву заказывали мясные изделия, с юга везли всевозможные фрукты. Излишне напоминать, что в описываемый период построения социализма ни того, ни другого в магазинах невозможно было найти ни при каких обстоятельствах. Гигантской стране было не до снабжения своего населения. Были задачи поважнее. В день – шесть танков, в квартал – три подлодки. Ну а ракеты…

В этом деле нет у нас приписок,

Вмиг дадим агрессору ответ.

Ракеты мы клепаем, как сосиски.

Ракеты есть. Сосисок, правда, нет.

Так было.

Открылась дверь и в комнату, тяжело отдуваясь, протиснулся командир самолёта Дягилев. В его руках, вытянутых до колен, висело несколько сумок, свёртков, сеток и баулов. За ним, придерживая дверь ногой, протиснулся ещё более нагруженный второй пилот Кукушкин. Штурмана с его грузом прижало дверью и тот, чертыхаясь, пытался освободиться. Две сумки висели у него ещё и на плечах. Он был высок и под тяжестью груза изогнулся, словно коромысло. От него валил пар, как от взмыленной лошади. Из-под сползшей на ухо фуражки катились струйки пота, хотя на улице было совсем не жарко: шёл дождь вперемешку с мокрым снегом.

– Привет честной компании, – поздоровался Дягилев. – Эко, сколько тут бездельников. Нет, чтобы помочь.

– Как там Ташкент? – спросили его.

– Плюс 26, улетать не хочется.

Он снял фуражку, тщательно вытер вспотевший лоб и с негодованием произнёс:

– Зарулили нас на дальнюю стоянку, минут десять трапа дожидались, потом столько же ждали автобус для пассажиров. Но он так и не пришёл. Говорят, пересменка, твою мать! И потащили бедные пассажиры на своих двоих коробки и баулы. И мы тоже. Послушали бы вы, что они говорили.

– Не раз слышали, – ответил Васин. – Это не ново.

– Бардак он и есть бардак, – подтвердил Кукушкин, привел себя в порядок и как заправский коробейник разложил на столе коробки, сетки и баулы. Достал список с заказами: кому чего и сколько.

– Подходи по одному.

Вскоре все любители фруктов, получив свои заказы, разбежались. Но остались те, кто ждал самолета из Москвы, который должен приземлиться через десять минут. В ожидании его повели разговор о беспорядке в наземных службах. Едва поделились мнениями, в дверь ввалился экипаж, прибывший из Москвы, тоже обвешанный свёртками, сумками и коробками. Их самолёт зарулили рядом с АДП и они за несколько ходок перетаскали всё привезённое из Москвы. Помогали им добровольные помощники из числа встречающих. Запах фруктов в помещении сменился запахом мяса и колбас.

– Смотрю я на вас, лётчики, и стыдно мне становится, – притворно вздохнул дежурный штурман Ерофеев. – На кого вы похожи? Мешочники, а не пилоты. Вот раньше лётчики были!