снарядами, это было понятно, то слабость морской артиллерии вызывала недоумение. Осмотрев все найденные им повреждения и некоторые из них зарисовав, лейтенант приказал своим архаровцам собираться. Те, как по команде, потащили неизвестно где найденное на вражеском корабле имущество: посуду, постельные принадлежности, фонари, стальные перлини и бог знает что еще.

– Вашбродь, а давайте пушку снимем, – обратился к Алеше один из подчиненных.

– Что за пушку? – заинтересовался тот.

– Да вот же, – показал матрос на стоявшее на мостике автоматическое орудие Норденфельдта. – Давайте снимем да на «Боярчика» поставим.

Пройти мимо такой диковины ни один нормальный артиллерист не смог бы, и лейтенант тут же согласился. Матросы бросили таскать свою добычу и все вместе навалились на диковинную пушку. Быстро открутив гайки с анкеров, крепящих тумбу орудия к палубе, они сняли и поволокли свою добычу к катеру. Наконец все было погружено и можно было отчаливать, но внимательный Алеша обнаружил отсутствие одного из подчиненных.

– А где Никодимов?

– Где-то тут был… да вот же он!

– Вашбродь, – обратился к офицеру пропавший было матрос, – так что, там японец в трюме!

– Живой?

– Ага, так точно, живой еще. Офицер ихний.

– Тогда тащите его сюда, смотри, если и впрямь офицер, представлю к кресту!

– Рад стараться! Как будет угодно вашему императорскому высочеству!

– Да я-то тут при чем, – поморщился не любивший официального титулования лейтенант, – так в статусе знака отличия военного ордена написано: взял в плен офицера – достоин креста. А ты его считай что в плен взял, так что если не получишь креста, можешь даже в суд обратиться.

Матросы, возможно впервые в жизни услышавшие, что закон выше воли начальства, недоверчиво переглянулись и кинулись за японцем. Не прошло и нескольких минут, как они вернулись, таща на себе раненого, находящегося в бессознательном состоянии. Как только его переправили на борт, мотор катера заурчал, и тот шустро побежал на внутренний рейд, к родному крейсеру.

* * *

– Доброе утро, Алексей Михайлович, – поприветствовал великого князя лейтенант Никитин с борта «Боярина», – я смотрю, удачно сходили?

– Более чем, Дмитрий Васильевич, – довольно отвечал ему Алеша, – и японца нашли, и пушку сняли, и матросы наши всяким барахлом разжились. Я боялся, что они мне катер потопят.

– Японца?

– Да, раненого. Надо бы ему помощь оказать да в госпиталь отправить.

– Ну, за этим дело не станет.

– Что с «Новика» слышно? – обратился великий князь к минеру, когда закончилась выгрузка.

– С «Новиком» все хорошо, – пожал плечами лейтенант, – вот только после него в док поставят «Палладу».

– Как это возможно?

– Ничего не поделаешь, приказ наместника, плетью обуха не перешибёшь, – философски заметил Никитин.

– Это смотря какой, – не согласился с ним Алеша.

– Как прошла ночь? – попытался перевести разговор на другую тему минер.

– Сами, небось, слышали нашу стрельбу.

– Спать хотите?

– Если честно, – сделал мечтательное лицо великий князь, – ужасно!

– Так и отправляйтесь, на батарее днем Берг и один справится.

Однако отправиться спать у Алеши не получилось. К борту крейсера подошел «Силач», и стоящий на мостике Балк дурашливо проорал в его сторону:

– Здравия желаю вашему высокоблагородию!

– Что за шутки, Сережа? – удивился коротко сошедшийся с командиром буксира после их последней авантюры великий князь.

– Никаких шуток, мон шер, – усмехнулся в бороду гигант, – только что объявили высочайшее повеление. Вся эскадра гудит, обсуждая награды, только вы ничего не знаете.

– Награды?

– Точно так, дружище. Государь наш за сражение 27 января щедр был неимоверно. Особенно «Полтаве» досталось, а вы, ваше императорское, как раз там и были и даже, кажется, в кого-то попали, а злые языки говорят, кого-то браунингом пугали. Так что с вас причитается! Кстати, с меня тоже.