– Туземка отворачивается? – медленно, с угрозой проговорила немка.

– Оставь ее, Эви! – засмеялся капитан. – Смешно! Неужели ты ревнуешь меня к этим аборигенам?! Поехали лучше на наш пикник!

Немцы и немки уехали. Паша проводила их потемневшими от ненависти глазами. Люся сорвала вдруг с головы свой жалкий бантик, швырнула его на землю и хотела было убежать, но Паша догнала ее, ухватила за руку.

Несмело подошел к девушкам Ян Маленький. Стефан бегом бросился к банту, поднял его и тоже подошел к ним.

– Пшепрашем! – проговорил он, робея. – Паненка потеряла бантик…

– Спасибо! – сказала Паша.

– Красивый бантик. Он панне очень к лицу…

– А тебе какое дело! – резко оборвала его Люся.

Паша ущипнула ее за руку, изобразила улыбку.

С неуклюжим поклоном, показав короткие светлые волосы с неровным боковым пробором, на ломаном русском языке отрекомендовался Ян Маленький:

– Пани позволит представиться: Ян Маньковский. А это мой коллега – Стефан Горкевич… Погода хорошая, верно?

– Где ж хорошая? Дождь будет, – удивилась Люся, выставив под первые капли ладошку.

– Да, будет дождь! – оживился Ян Маленький. – Лучше зайти в дом. Может быть, паненки хотят музыку послушать? Мой коллега Вацек купил со скуки патефон. Есть русские пластинки.

– Отчего же не послушать? – сказала Паша. – Мы музыку любим. Верно, Люся?

– Можно послушать, – выдавила Люся. – Послушаем, Паша?

– А вчера, – заявил Стефан, – мы от скуки танцевали друг с другом. А вы танцуете?

– Танцуем, – ответила Паша. – Это мы даже очень любим – танцевать…

– Так идемте в дом! – заволновался Ян Маленький. – Прошу, панна Люся! Прошу, панна Паша!

Шум прогреваемых на аэродроме авиамоторов заглушил дальнейший разговор. Вацлав Мессьяш широко распахнул обитую рогожей дверь в избу. Ян Маленький кинулся убирать под пестроклетчатые солдатские подушки на койках чьи-то штаны, портянки, миску с объедками… Лежавший на постели Ян Большой, схватив брюки, в одних трусах прыгнул за занавеску у печки…

Одна из девушек, Паша, по мнению Яна Маньковского, была очень красива и похожа на польку. Другая, Люся, низенькая, не очень видная собой толстушка, но живая, порывистая, почему-то больше понравилась ему. Может быть, потому, что она жила в этом же Первомайском переулке, и он не раз видел ее у колодца зимой, а она задирала нос, отворачивалась презрительно. Еще тогда за живое задела Яна эта русская снегурочка…

Девушки провели весь вечер с поляками. Маньковского поразило, что гордячка Люся сама с ним заговаривала, расспрашивала о житье-бытье, сама пригласила его танцевать. Девушки станцевали цыганочку, поляки – огневой оберек. Потом Паша танцевала с Яном Большим. Это был темноволосый, кряжистый мрачноватый парень с решительными, энергичными чертами лица. Танцевали танго «Утомленное солнце», популярное перед войной и у нас, и в Польше. Поляки рассказывали девчатам о своем житье-бытье, жаловались на скуку, на то, что сильно устают на аэродроме. Чего не переделаешь за день – то бомбы выгружаешь, то подвешиваешь их к самолетам, то заправляешь «хейнкели» бензином, маслом, водой. А то загонят на целый день в ангар – латать дюралевые фюзеляжи… Парни, оказывается, могли плотничать и слесарничать, и кирпич класть да и крестьянскую работу знали.

– А на аэродром пригнали нас силком. Эх, кабы не было этой пшеклентой… проклятой войны!..

Улучив удобную минуту, Люся шепнула подруге:

– Ты обрабатывай Яна Большого – он вроде главный у них, а я займусь длинным…

Из зашторенных окон дома в Первомайском переулке доносились звуки музыки. Играл патефон: