– Черт, Торн, я начинаю терять терпение!

– Ладно, Бавлер, потом расскажу. Парни, покажите, что мы нашли!

И с одной телеги тут же скинули материю. Груза оказалось немного, но весь он был упакован в ящики с выжженным на древесине символом, похожим на знак с кольца Еливара.

– Везли металла столько, сколько мог вместить корабль. Здесь, на телеге – триста кило, лошадь еле тянет. Нам надо сделать еще много рейсов, чтобы все забрать оттуда.

– Он же блестит! Не ржавый!

– Это очень хороший металл, Бавлер. Старый металл! Такого сейчас уже не делают. Корабли из Улерина шли еще до… – Торн задумался и посмотрел на солдат. Те переглянулись: – до предыдущей войны?

– Тогда был союз Улерина и Пакшена. Это была предыдущая война. Прошло всего три-четыре года с момента, как затонули эти корабли, – ответили мординские. – Все случилось относительно недавно. Но металл – несвеж. Такого давно не делали.

– Он тот же, из которого сделано оружие? – спросил я, указав на мечи солдат.

– Не совсем, но прочность его великолепна для создания инструмента, – последовал ответ. – И такой металл стоит поберечь.

– Я даже не мог предположить, что металл может быть разным, – я пожал плечами. – Все вокруг говорят металл и металл, не уточняя, что он отличается между собой.

– Различают его только кузнецы, – пояснил другой мординский солдат. – Для нас нет разницы на словах. Меч может быть крепким или нет. Инструмент не ломается в руках, если не сделан из дурного металла. Поэтому для людей нет разницы. Звенит, холодный и режет дерево любой металл. Дальше уже тонкости.

– Так, – я поднял руки. – Оставим это на гильдии.

– Гильдии? – оживился Торн. – Я не против такой идеи!

– Вот и здорово. Завтра утром соберемся и обсудим. Выделим людей, которые будут заниматься работой по каждому направлению производства. Так что вы еще везете? Телеги-то две! И сколько металла еще осталось?

– Корабли прелестные, – мечтательно выдал Торн. – Парни, как вы сказали?

– Десятитонки.

– Что? – не сразу понял я.

– Корабли-десятитонки. Типовые. Проектные. Старые, зарекомендовавшие себя, – продолжал солдат, – у меня на таких еще дед плавал. И всегда говорил, что по Нируде плыть сложнее всего. А тут пара километров от впадения Крали – и все.

– А сами корабли?

– Сами корабли шикарны, – солдат сделал большие глаза.

– Да только потому, что твой деде тебе все уши прожужжал, ты так и говоришь! – воскликнул другой. – Разве не так?

– Так, но дед просто так не стал бы восхищаться!

Хоть у кого-то родственники прожили дольше, подумал я. И не у всех трагичные истории о погибших на войне дедах, отцах и братьях.

– Но он же все равно… – послышалось сзади телеги, где стояли другие солдаты.

– Погиб, да, но когда их сухопутный караван потом атаковали.

М-да, не удалось, снова подумал я. Но идея о кораблях пришлась мне по душе. Разве что мост будет мешаться, потому что корабли не смогут его преодолеть. Так или иначе, но придется копать каналы, возводить насыпи и делать многое другое, чтобы махины смогли проплывать по Нируде без проблем.

– Меня на самом деле больше волнует не корабль, – сказал я. – Не корабль, если только он не сохранился достаточно для того, чтобы его можно было использовать в дальнейшем.

– Едва ли. Борт пострадал настолько, что едва ли получится спустить его на воду. К тому же он широкий, с плоским дном – удобно для того, чтобы заваливаться набок, если груз плохо закреплен, – Торн внезапно выдал лекцию по кораблям такую, какую не мог выдать даже солдат – потомок морехода.

– Наблюдательность тебе на пользу, – ответил я. – И для травника, и вообще.