Кто-то убил этого человека и притащил сюда, не могли мыши, какими бы они ни были сильными, убить его, ну, точно не в таком количестве.
Света, простояв молча около минуты, зашла за мою спину, неспециально толкнув меня, из-за чего луч фонаря посветил чуть вдаль, попав на листок бумаги. Подойдя к нему, я прочитал: «Федор Иванович, с-с-сука, если не я, то кто-нибудь другой найдет тебя и уж точно прикончит. И я надеюсь, твоя смерть будет еще мучительней моей… Черт, не чувствую ног, зато прекрасно чувствую этот холод. Похоже, это конец. Эх, а как все прекрасно начиналось… Мне остается только лечь и любоваться этими странными вершинами деревьев. Какие же они пугающие».
– Игорь, ты не знаешь, кто это? И что с ним произошло? – шепотом спросил я, обнимая Свету, пытаясь спрятать её от такой картины. Таня же с интересом рассматривала тело и живность на ней.
– Нет, Стас, не знаю… Я вызову полицию завтра, а сейчас как можно быстрее уходим отсюда, – его слова звучали так, словно он что-то знал, но не хотел говорить.
– А почему не сейчас? Завтра этого уже может не быть…
– Органы не хотят связываться с этой местностью, да и плюс ко всему тут каждую ночь невозможно поймать связь…
– А как же 112? Им же можно дозвониться даже тогда, когда нет связи…
– Можно, но не тут… Тут постоянно какая-то непонятка со связью с внешним миром, словно мы в аномалии… Завтра позвоню. А сейчас надо уходить отсюда, чтобы не наследить…
Проходя мимо заброшенного двора, я пытался развеять тишину, напевая старенькую песню группы «Градусы»:
Враг мой, бойся меня
Друг мой, не отрекайся от меня.
Нелюбимая, прости меня.
Любимая, люби меня.
Скулеж собаки сбил меня с мысли, он был такой жалостливый, будто ее кто-то мучал.
– Вы тоже это слышите? – перебил меня голос Тани.
– Я ничего не слышу, – пытаясь скрыть страх, ответил я.
– Стас, прислушайся, я тоже слышу… Это словно скулеж измученной собаки, – прошептала младшая.
– Хм, и правда, какие-то звуки есть. – «Уже не скроешь», – мысленно закончил я предложение. – Надо пойти проверить, может, собаке нужна помощь.
– Ты как хочешь, но у меня нет желания ходить по развалинам ночью, – начал говорить Игорь.
– В смысле развалины? Мы там были часов в пять вечера, там все было целое. Ну, то есть я ходил там один, девчата стояли примерно на этом же месте. Свет, Тань, вы ж тоже ходили сюда. Развалины уже были?
– В смысле уже? Ты что-то принял? Там эти развалины уже лет 5, – перебил Игорь.
Я посмотрел на девушек, те тоже отрицательно помотали головами.
– Ладно, постойте, я схожу проверю.
На входе я бегло осмотрел двор. Почти все здания были разрушены. Только столовая была целая, со свежим ремонтом.
– Слышь, герой, ты куда собрался? Ты ж понимаешь, что у тебя что-то с головой происходит? Мы тут переломаем все кости…
– Тихо, я знаю, что тут происходит что-то страшное, и пса жалко, – только сейчас я понял, что разговариваю сам с собой.
Я посмотрел вдаль, увидел, как фонарь мелькнул на полуразрушенных стенах подвала.
– Ладно, пойдем проверим, – произнес я, сжимая нож в правой руке, а фонарь в левой.
По подвалу было видно, что в него давно не заходили. Краска на стенах облезла, местами виднелся камень, вход окутали огромные кусты шиповника. Недалеко от двери, которая была больше похожа на железный лист, начал прорастать можжевельник. Кое-как пробравшись к железке, толкнул ее. Та нехотя с громким скрипом открылась. За ней предстала взору старая хрупкая лестница. На стенах вообще не оказалось краски, а под ногами валялась кучи мусора.
Наступив на лестницу, я поскользнулся и покатился на спине. В самом низу я увидел силуэт мужчины лет 30—35 в обносках темного цвета. На одежде местами мелькал давно застывший цемент.