Вокруг клонирования слишком много непрофессионального шума, а потому, вероятно, следует подчеркнуть, что клон вовсе не является абсолютной копией человека, как это зачастую преподносится в прессе. Клон копирует биологию человека, но не его личность, которая в значительной мере зависит от среды воспитания. Иными словами, клон Эйнштейна, наверное, будет способным физиком, могущим проводить исследования и даже получать интересные результаты, но вот физиком выдающимся, физиком гениальным он, скорее всего, не станет. Чтобы превратиться в Эйнштейна и создать теорию относительности, нужно все-таки родиться в определенной семье, у определенных родителей, жить в начале века, в провинциальном Берне, служить в патентном бюро, ездить по улицам на велосипеде, иметь определенных друзей, читать определенные книги; нужно вовремя испытать любовное увлечение, которое, в свою очередь, порождает обостренное восприятие мира1. Все это воспроизвести невозможно.

Однако применительно к нашей теме клонирование имеет чрезвычайно важный аспект. До сих пор маргинальные гендеры не имели реальной биологической самостоятельности. Они могли возникать, лишь отщепляясь от магистрали натурального гендера. Их генетическая зависимость была очевидной. Клонирование же впервые обеспечивает им биологическую автономность, а в перспективе, которая уже ощутима, и полную репродуктивную изоляцию. Традиционный способ продолжения вида, половым размножением, становится уже не единственным и не осуществляет более «гендерного отбора». Чистые линии, «розовые» и «голубые», могут поддерживаться неопределенно долго именно за счет клонирования.

Строго говоря, образуется новый вид человека. Границы вида, помимо анатомического родства, определяются еще и пределами скрещивания. Если особи какой-либо популяции скрещиваются между собой, давая жизненное потомство, в свою очередь способное к размножению, значит они представляют единый биологический вид. Как только подвиды таковую характеристику утрачивают, они признаются в систематике разными видами.

Обращение к «внешней», «технологической» репродукции выглядит тем более неизбежным, что за структурные инновации, приведшие к появлению разума, вид homo sapiens расплачивается большими физиологическими издержками: роды у людей чрезвычайно затруднены и, несмотря на все достижения медицины, сопряжены со значительным риском, ребенок рождается недоношенным, поскольку нормальные сроки беременности здесь должны составлять не тридцать шесть, а минимум пятьдесят недель, это, естественно, влечет за собой чрезмерно растянутые периоды младенчества и детства. Если с помощью биологического хайтека этот «эволюционный налог» с человека удастся снять, значит, в конце концов, так и будет, что как следствие приведет к выделению маргинальных гендеров в самостоятельные репродуктивные ветви.

Что же касается моральных аспектов клонирования, то можно вспомнить, что первым известным в истории достижением этого рода было создание Евы из ребра Адама. То есть высокие биологические технологии вполне совместимы с традиционными представлениями. Бог сам указал дорогу, по которой может двигаться человек.

Конечно, подобные выводы могут показаться слишком поспешными. Клонирование, по крайней мере в настоящее время, – технология исключительно дорогая, трудоемкая, ненадежная. Обеспечить непрерывность «цветных» гендеров она пока что не в состоянии. Однако здесь опять-таки можно обратиться к истории компьютерной революции. «ЭНИАК», первая электронно-вычислительная машина, построенная в 1946 году по заказу военного ведомства США, занимала более сотни квадратных метров площади, весила около 30 тонн, была маломощной, капризной (работала на 18 000 электронных ламп) и требовала для обслуживания громадного квалифицированного персонала. А уже в середине 1980-х годов, компактные персональные компьютеры с соответствующим программным обеспечением начали в массовом порядке появляться в офисах и домах граждан высокоразвитых стран.