– Опять улыбаешься? Не смешной я! – Воскликнул друг.

– Не смешной. Просто твои глаза всегда заставляют думать о воде. – Пожала я плечами.

– Ясно. Зеленой?

– Что тебе ясно? Почему бы и нет.

– Ну от воды тебе смешно. – Стас наиграно закатил глаза. – Так что с грустью-то?

– Я боюсь, что через пару таких зачисток я стану хладнокровной машиной для убийств. Я же себя теряю здесь! – Прошептала эмоционально я. – Ты посмотри на нас. Нам по двадцать одному году, а мы уже убили не один десяток раз каждый. Пусть это зомби, пусть это во благо, но мы убийцы же! Мы теряем свою человечность, прозябая здесь. Мы гибнем, как люди. Во мне уже одна оболочка осталась. Души нет – она умерла. Я даже слезы лить не хочу совсем. Потому что нет их, не осталось уже.

– Есть они у тебя, просто не время им еще. Еще выплакаешь их все, не переживай, девочка.

Стас крепче сжал руки, и я ойкнула от боли, но парень не ослаблял хватки.

– Пойми ты, и душа у тебя есть, и человечность. Иначе ты бы не размышляла об этом сейчас, а шла и убивала, шла и сжигала трупы.

– Это пока есть человечность.

– Она и будет, пока ты ее бережешь, пока ты размышляешь, пока ты психуешь и льешь слезы, ждешь эмоции.

Договаривая последнюю фразу, друг ослабил хватку и подтолкнул меня к себе.

– Глупая ты моя подруга. – Прошептал он.

Я прижалась к нему уже который раз за день и подумала о том, как хорошо иметь такого человека рядом. Человека, который выслушает, вправит мозги и успокоит. Человек, который просто рядом всегда.

– Идем, закончим эту дурацкую работу уже. – Шепнула я и отстранилась от груди друга.

Прошла пара дней. Я отоспалась, написала все отчеты, пережила уже не один вызов в кабинет начальства. Собственно, каждый вызов был одинаков: не хотели верить наши главы в мои цифры, что я указала. А у меня на этот счет имелись фотографии наших трупиков. Уже разойдясь на очистку, мне пришла в голову идея, сделать фотки улова, а то больно уж много было зараженных. Вообще, эти твари не давали мне спать первую ночь. Я была до ужаса уставшая и еле стояла на ногах, но, едва голова оказалась на подушке, сон испарился, оставив только кошмарные картинки, стоявшие перед глазами полночи.

Одна из них мне почему-то запомнилась ярче всего. Это был тот самый пустой класс, в котором мы спрятались. Его пустые стены, единственный стол, почти отремонтированный пол и стройматериалы крепко впечатались в бабское сознание. Это все напоминало жизнь после ядерной атаки: оставленный быт, в спешке брошенная прежняя жизнь. Страшно было такое даже представить, а пережить и вовсе не хотелось бы.

Так или иначе, но я уснула уже, когда солнце было высоко. Вот даже не помню, девчонки были дома или нет (мы всегда на ключ закрывались, даже когда надо было переодеться, поэтому не определить по состоянию двери, дома кто-то или нет), но когда я таки открыла глаза, а это случилось уже под вечер, их дома не было. Я потянулась и тяжело вздохнула. Надо было вставать и писать отчеты, приходить в себя, завтра уже начинались тренировки, а тело после вчерашнего будет болеть еще не один день. Несправедливость правила балом XXI века. Почему? А потому что мы рискуем жизнью, чтобы кто-то сверху сидел ровно и не нервничал. Мы оканчиваем институты, колледжи, и не можем найти достойную работу, а кто-то без образования занимает самые высшие должности в престижных корпорациях. Мы наскребаем последние копейки для врача, чтобы нам починили зубы, например, а кто-то сорит деньгами направо и налево, не заморачиваясь о их ценности.

С такими вот мыслями я в тот день шла писать отчеты. А потом с этими же мыслями сидела и слушала, как Ильич разоряется на меня по поводу отчетов.