Сильные руки выдёргивают из зяби, делясь теплом, обволакивая спокойствием. Мерные покачивания, уносящие из этого ада, дарящие защиту, спасающие крупинки оставшейся жизни.

- Спи, малышка. Завтра всё изменится, - шуршит в волосах такой знакомый и давно забытый голос.

Спины касаются прохладные простыни, одеяло окутывает уютным коконом, прогибается матрас, и крепкие объятия сжимаются вокруг, пряча от дерьмового мира, унося в сонную марь.

Просыпаюсь с тяжёлой головой и той же неутихающей болью в груди. Я знаю, когда-нибудь это пройдёт, будет щемить, но перестанет драть по-живому, и теперь главное - дожить до того дня, когда о родителях смогу вспоминать с улыбкой.

Скольжу по потолку взглядом и не могу понять, что в нём не так. Незнакомые светильники, занавески, мебель, комната. Интерьер явно мужской и вряд ли принадлежит Максу. Опускаю ноги на пол, утопая в густом ворсе ковра и, покачиваясь, продвигаюсь к двери, судорожно вспоминая вчерашний день. Всё настолько смешалось в голове, что пульсация от напряжения отбивает по вискам. Надавливаю ручку и с грохотом вываливаюсь в коридор, успевая в последний момент выставить руку и не удариться лицом.

- Тебе нельзя ещё вставать, глупая девчонка.

Снова этот голос из вчерашнего сна, срывающийся на хрип. Снова те же руки, поднимающие и несущие в кровать. Боюсь открыть глаза и понять, что это всего лишь сон. За два с половиной года не забыла, не смогла излечиться, не сумела сделать следующий шаг.

- Не смей подниматься с кровати, - приказ, не подлежащий ослушанию.

Решаюсь, распахиваю глаза и обмираю. Дамир. Совсем не изменился с того июньского утра. Только шрам, пересекающий левую щёку, делающий его ещё мужественней. Он давит меня своей чернотой, в глубине которой подсвечивает нежность. Она еле заметна, или я придумала её сама.

- Тебе нужно поесть, Вероника, - от нежности не остаётся следа, одна подавляющая чернота.

- Не хочу, - шепчу, тратя последние силы, и подтягиваю одеяло к подбородку, отгораживая себя от него.

- Придётся, - металл в голосе, царапающий по нервам. Он отворачивается и идёт к двери, оставляя меня в замешательстве. Дамир здесь, со мной. Этого не может быть.

- Где я? – бросаю вопрос в его спину.

- У меня, - останавливается, но при этом стоит спиной.

- Зачем? – неприятно сосёт в желудке от его ответа.

- Твой брат попросил помощи, взамен отдал тебя мне. Теперь ты будешь жить здесь, со мной.

Каждое слово, произнесённое жёстко, врезается в меня, как нож, вспарывая плоть и вытаскивая страхи, тщательно захороненные под толщей последних двух лет. Память снова подкидывает эпизоды далёкого дня и то, с какой жестокостью он обращался со своей девушкой.

- Ты лжёшь, - шиплю, с обидой прожигая его спину. – Макс не мог так со мной поступить.

- У него не было выбора. И у тебя его нет. Смирись. Ты уже потеряла родителей. От тебя зависит жизнь твоего брата.

Хлопок двери бьёт по ушам, вибрируя и оглушая. Остаюсь одна и перевариваю скупую информацию. Медленно, но начинает доходить смысл его слов. В один момент я потеряла родителей, стала разменной монетой, превратилась в безвольную собственность. Ещё вчера у меня был брат, поддерживающий во всём, а сегодня я осталась одна в логове жестокого зверя.

Бежать. Но куда? Как я смогу выжить, скрываясь без средств к существованию? Как я могу допустить проблемы для Макса?

7. Глава 7

Дамир

Семь лет, сука! Семь долбанных лет я схожу с ума по этой девчонке! Годами чувствовал себя педофилом, поправляя в штанах колом стоящий член от одного взгляда на худое, угловатое тело подростка. Тёмные волосы в вечном беспорядке, сбитые коленки и локти, выпирающие рёбра и мослы. Всё это отошло на второй план, стоило заглянуть в её глаза. Большие, цвета молочного шоколада с золотистыми лучиками, окружающими зрачки, и это чудо в обрамлении длиннющих ресниц.