Высокий и широкий, в мохнатом свитере, Савельич с гримасой старого льва нещадно дымил на весь, забитый чем попало, темный, похожий на берлогу, кабинет. В перерыве он махнет петухастую рюмку и будет разить сладковатым табачно-коньячным дыханием.

– Валерий Савельич, сколько раз я просила при мне не курить? – Варвара Ивановна отмахивалась ладонью и закатывала глаза. Говорили, в юности она собиралась в театральный, но случайно родила от машиниста депо. С тех пор трудилась в железнодорожной газете «Локомотив», пока ту не прикрыли по оптимизации.

– Ах, да. Извините Варвара Ивановна, – Савельич попытался изобразить виноватое лицо. – Хотите, окно открою?

– Чтобы меня окончательно продуло? – она возмущенно шмыгнула носом.

Что в Савельиче хорошо – не любит тянуть кота. На Андрея легли выборы председателя депутатов в среду, Жене достались две ёлочки в детских садах с участием мэра – там открывались новые группы, Варваре Ивановне – отчет по культуре и успехи агропрома. Когда делили ёлки, Савельич глянул на Андрея, тот скосил глаза в сторону Жени.

– А что мне две ёлочки сразу? – капризно возмущался тот.

– Ничего, ничего. Андрей только вчера каток открывал, – бархатисто загудел Савельич таким тоном, будто Андрей открывал консервную банку. – Кстати, что этот каток?

– Готов, как пионер! – Андрею нужно сегодня его расположение.

– Посмотрю, – буркнул шеф. – А ёлочки это ничего, – он любил по-хозяйски поддержать молодого и обиженного. – Подарки получишь, конфеты, мандарины там…

Кто не знает, у корреспондента две задачи: забить пустоту в верстке и не пропустить фуршет на событии. Опытный корреспондент, – который еще на планерке рассчитал возможность фуршета. Возьмите приезд губернатора, ленточки резать. Или конференцию, фестиваль задрипанный какой-нибудь. Правильный организатор «бантика» знает – настрой заметки зависит от настроения прессы, тире, от качества фуршета.

– Всё вроде, – хлопнул по привычке в ладони Савельич и уставился на них.

Ну, давай, хмыкни устало. Или скажи с недоумением: «Вопросы, Андрей?». Нет, ты знал, что я останусь и стану закидывать удочки, потому и не заставил отписывать ёлочки – проклятая рифма снова лезет – и если бы Андрей ушел, ты даже расстроился бы.

– На Рельсовой, дом пятьдесят, уже пару месяцев порыв канализации в подвале. Жители звонили. Кто-то приезжал, даже залатали, но там похоже вся труба пошла, – аккуратненько, как учили, чтобы наживку Савельич почуял, но не пугался, бытовуха и бытовуха себе.

Савельич отлепил глаза от бумаг, глянул вяло.

– Говорили что-то на совещании. Обещали разобраться.

– Как всегда, Валерий Савельевич.

– Ладно. Хочешь? У тебя выборы в среду, помнишь? И еще что-то может выскочить. Завтра езжай тогда. Только не с выборами в одном номере.

– Тогда отчет по культуре тоже вставлять нельзя, – Андрей сразу никогда не сдавался. Не пугайся, свеженькая такая, простенькая бытовушка, политикой не отдает совсем.

– У них же там всё в норме? – шеф добавил в голос баса. Номер газеты с выборами должен блестеть глянцем.

– По статистике только. Как Варвара Ивановна перевернет закрытие библиотек в селах? Как оптимизацию районных площадок?

– Да, тоже нельзя, – морщился Савельич. Изредка Андрею становилось его жаль. Корреспонденты ездили, спрашивали, писали. Отправляли редакторам. И потом видели только номер газеты. Андрей, глядя на него, часто думал: каково это – брать в руки правду и резать, резать, резать?

– Валерий Савельевич, там еще одна тема… – Андрей выдержал паузу и метнул удилище подальше. – Странный какой-то случай, даже для нас. Говорят, на Говорливой шахте в бараке семья до сих пор живет.