От края до края неширокой, но длинной улицы теснилась людская река. Бурлила, пахла, пенилась, взвихривалась водоворотами возле торговцев, клокотала криками, смехом, песнями. Похоже, предыдущие два дня сплошных торжеств ничуть не утомили горожан. Скорее уж наоборот – только раззадорили. Сперва публика восторгалась пышными кортежами и ритуалами, затем от души ела и пила на дармовщинку, а теперь наступал третий день – шумных зрелищ. Уже сейчас откуда-то доносились звуки дудок и зазывные вопли циркачей – им по случаю праздника разрешили многое. После, вечером, прямо на улицах развернутся балаганы, где простонародью будут показывать всяческую забавную ерунду под видом сценок. Однако самое важное, никаких сомнений, готовилось на день. Потому и текла людская река, торопясь к лучшим местам у загородных ристалищ.

– Кошмар, – буркнул Оминас, оттирая с виска пот. – Тем не менее пора, кимиты.

Они разом водрузили на головы маленькие шапочки, напоминающие кубики синей парчи, завязали у подбородков ремни. Не особо удобно, зато в полном соответствии с текущей модой и традициями. Оттуда же обязательные перчатки, нагрудники и тяжелые фуки, хотя больше тянуло раздеться догола.

Проворные слуги подвели лошадей, воины влезли в седла, и процессия тронулась. Тоже дань традиции – подбоченясь, не спеша ехать по дороге, пусть, мерещится, вот-вот расплавишься от зноя. Народ будет усердно расступаться, но пялиться вдвойне усерднее. Вечно жующему народу, видите ли, надо всласть лицезреть своих легендарных защитников, чтобы пропитаться почтением… Тут, бесово семя, потом пропитаешься, пока доберешься до цели!

Недолгий путь ощущался бесконечным. Размеренное, точно море, урчание толпы; пятна задранных кверху лиц в качестве пены; струйки пота по спине; убивающий легкие воздух… По сторонам Айнар старался не смотреть – не ровен час, взъяришься на какого-нибудь особо тупого зеваку, что лезет под ноги коня или пялится из тени переулков и веранд. Ныне же главным было сохранить лицо.

С трудом протиснулись через городские ворота. За ними чуть посвежело, удалось даже пустить коней рысью, разгоняя пешее отребье. Так и добрались до ристалища.

Собственно, оно представляло собой всего лишь обширный луг. В обычное время тут паслись стада, а три-четыре раза в год устраивались состязания. Переделывать доводилось немного: луг очищали от следов пребывания овец, траву подкашивали, после чего сооружали дюжину шатров. Позднее подтягивалась знать – и матерчатый городок разрастался втрое, торговцы – вокруг скучивались лотки, простонародье со своими циновками и навесами. Княжеским чиновникам требовалось только разметить площадки для будущих испытаний.

На подъезде к ристалищу людской гул заметно усилился. Здесь опять царила давка, Оминас даже пустил в ход плеть, чтобы освободить дорогу. Все как всегда: прямоугольники площадок, ограждения из жердей, буйство пестрых флагов над остроконечными крышами. Скорее Небеса обрушились бы на землю, нежели Дзиргем изменил однажды принятой схеме. Вероятно, именно это он с придыханием и называл «порядком». Единственная же польза от подобного постоянства – заблудиться невозможно. В результате трое воинов, не колеблясь, направились к нужному шатру.

Там, за вздуваемым легким ветром пологом, оказалось капельку прохладнее. И было бы совсем хорошо, если б не десяток копошившихся внутри людей. Четверо Ближних спешки в сборах не проявляли, кое-кто вообще неодетым развалился на ковре, потягивая чай. Зато подлинную суету устроили слуги. Кругом скрипела кожа, лязгало железо, взвизгивали точильные камни. А поскольку помещение для столь активной толпы было явно тесновато, вся подготовка сопровождалась тычками и бранью.