Однако правовая позиция полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации не всегда совпадает с позицией Конституционного Суда Российской Федерации.

Так, например, в деле о проверке конституционности положений пункта 1 части 4 статьи 2 Федерального конституционного закона «О Верховном Суде Российской Федерации» и абзаца 3 подпункта 1 пункта 1 статьи 342 Налогового кодекса Российской Федерации в связи с жалобой открытого акционерного общества «Газпром нефть», заявитель оспаривал конституционность положений Закона «О Верховном Суде Российской Федерации» в связи с тем, что, по его мнению, в правоприменительной практике возобладало понимание нормативного акта, основанное на формальных признаках, что исключает оспаривание таких актов в Верховном Суде Российской Федерации, хотя по сути воздействия их на общественные отношения они обладают нормативными свойствами.

Полномочный представитель Президента Российской Федерации в своем выступлении акцентировал внимание Конституционного Суда Российской Федерации, что оспариваемая заявителем норма ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» право на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с соответствующим заявлением об оспаривании нормативных правовых актов федеральных органов государственной власти не нарушает, а гарантирует его. Убеждал Конституционный Суд Российской Федерации, что нельзя оспаривание писем ФНС России, разъясняющих налоговым органам порядок применения положений законодательства Российской Федерации о налогах и сборах и не являющихся нормативными, отнести к подсудности Верховного Суда Российской Федерации по аналогии с делами об оспаривании нормативных правовых актов, что это приведет к перегрузке Верховного Суда. Тем более что порядок рассмотрения судами ненормативных актов органов государственной власти урегулирован.

Конституционный Суд Российской Федерации все же признал норму ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» не соответствующей Конституции Российской Федерации, предложил законодателю предусмотреть в законодательстве процессуальные особенности оспаривания актов федеральных органов исполнительной власти (в том числе ФНС России), которые формально не являются нормативными правовыми актами, но фактически обладают свойствами нормативных документов.

В постановлении Конституционный Суд Российской Федерации указал, что до внесения соответствующих изменений акты ФНС России (например, письма), которые имеют данные признаки, можно будет по общему правилу оспорить как нормативные правовые акты в Верховном Суде Российской Федерации^>22.

Следует отметить, что не все судьи Конституционного Суда Российской Федерации согласились с таким решением и выразили особые мнения, которые по существу совпадают с позицией полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (помещены в настоящем сборнике).

Таким же примером является дело о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации, регулирующих порядок признания гражданина недееспособным и установление над ним опеки. В выступлении по делу М. В. Кротов утверждал, что полное ограничение дееспособности лиц, относящихся к данной категории, само по себе не может рассматриваться как противоречащее Конституции Российской Федерации. Такое ограничение, с одной стороны, является прямым следствием действия общего принципа о приобретении и осуществлении своих гражданских прав своей волей и в своем интересе, а с другой – направлено на защиту интересов указанных лиц, положение которых становится весьма уязвимым в силу недуга, ограничивающего их возможности. Для этих целей интересы лица, признанного недееспособным, в гражданском обороте представляет его опекун, добрая воля которого в защите интересов подопечного презюмируется (статьи 31 и 35 Гражданского кодекса). Любая дифференциация ограничения дееспособности в зависимости от степени (глубины) психического расстройства гражданина всегда будет носить условный характер, в силу чего возникает сомнение – возможно ли исчерпывающе определить объем индивидуальных правомочий лица в рамках ограниченной дееспособности.