– И что из того? – уперлась Ковалева. – Мало ли в Киеве ведьм… Ахматова же не наша бабушка.
– А если она твоя бабушка? – высказал лихую мысль Красавицкий.
– Ахматова – моя бабушка? – Маша аж засмеялась от смелости его размышлизмов.
– А откуда ты знаешь? – Он сел к ее ногам. – Ну, не твоя – так Катина, Дашина! – (поминая их, Мир поморщился). – Не родная – двоюродная бабка, троюродная! У нее были братья и сестры?
– Не помню. – Ковалева поискала глазами торбу с журналом, прихваченным из квартиры на улице Анны Ахматовой.
Торба нашлась.
– А потом, она ж не из Киева. Ахматова жила здесь какое-то недолгое время. Она из Питера.
– Здрасьте, приехали! – гоготнул Мирослав. – Она из Одессы. Одесситка, с Большого фонтана! У нас там дача, на 10-й станции. А Ахматова родилась на 13-й. Там и барельеф ее висит. Моя мать туда розочки носит, изображает интеллектуалку.
– На 13-й? – ум зацепился за «чертову дюжину». – Какой еще станции?
– Большого фонтана. «Фонтан черемухой покрылся… наш Костя, кажется, влюбился», – пропел Красавицкий немеркнущий хит про Костю-моряка.
– Ну, то Одесса… – открестилась Киевица. – А то Киев.
Журнал лежал в торбе в соседстве с конспектом Кылыны.
Маша уселась на ковер рядом с Миром и распахнула белый переплет «Ренессанса».
Мать Анны Андреевны, Инна Эразмовна, была дочерью Эразма Ивановича Стогова, который служил в канцелярии киевского генерал-губернатора Д. Г. Бибикова и содействовал благоустройству города,
– преподнес ей новость журнал.
– Вот те раз, – сказала она.
– Так все-таки частично из Киева! По маме! – развеселился Красавицкий. – Эх, Маша, Маша, зря ты у нас в институте отличница!
– Я просто поэзию не очень люблю, – повинилась та. – Я все помню. Ахматова жила на улице Меринговской, 7, потом на Тарасовской, 23/25. Еще помню, что «Киев не оказал на ее творчество никакого влияния», – процитировала студентка продиктованный педагогом конспект.
– А братья и сестры у ней имеются? – поторопил Красавицкий.
– «…в Киеве, – погрузилась Маша в статью, – Анна впервые побывала в пятилетнем возрасте. Всю зиму 1894 – 1895 года семья Горенко прожила в гостинице «над Бессарабским рынком».
– Рядом с Бессарабкой стояла гостиница «Националь», – толковал запись ее одногруппник – Там, где сейчас кинотеатр «Орбита».
– «…за эти месяцы, проведенные в Киеве, в их семье произошло несколько событий: здесь родилась младшая сестра Ия».
– То есть ее родная сестра – киевлянка! Прошу занести это в протокол, на случай, если она твоя бабушка, – обрадовался Мирослав.
– «Ия была самой красивой в семье».
– Она точно твоя бабушка! – проскандировал он.
– Нет, – сказала Маша, пропустив еще пару строк. – Ия не могла быть моей бабушкой. Она умерла бездетной в 1922 году, на Украине, от туберкулеза и голода. А в 1914 Ахматова предсказала ее смерть в стихотворении «Моей сестре». В 1910 году она предсказала смерть своего мужа Гумилева. Она посвятила ему стихи «Пришли и сказали: умер твой брат».
– Вот видишь?
– Что я должна видеть?
Маша Ковалева видела текст, отпечатанный на дешевой бумаге.
Историю, подаренную повесившейся поэтессе журналом, который вполне мог быть осужден как соучастник по статье «доведение до самоубийства».
В Царский сад с его пышными клумбами водила бонна детей семьи Горенко.
В верхней части парка, как написала в своих записках Анна Ахматова, с ней произошло другое событие, которое можно считать судьбоносным: она нашла булавку в виде лиры, и бонна сказала ей:
«Это значит, ты будешь поэтом».
– вот и все.
Милая история – вполне пригодная для первой звонкой строки звездной биографии первой поэтессы России, прямой «наследницы» Чингисхана.