– Если бы у меня были ее размеры, я бы тоже выла, потому что такую задницу уже даже можно и не убирать. Будь у меня такая задница, – размечталась Роза, – я бы вышла замуж за богатого азербайджанца или армянина, сидела бы себе в джакузи и в потолок поплевывала бы, а не таскалась бы каждый день на работу в это опротивевшее мне отделение гинекологии.

Маруся от удивления выть перестала и предприняла немало усилий, чтобы обратить наконец свое пристальное внимание на предмет, который вверг в зависть нашу добрую Розу.

Пока Маруся мучилась от любопытства, я с укором посмотрела на Розу. С укором, потому что Роза свою работу очень любила и не променяла бы ее ни на какого богатого армянина с джакузи. К тому же Роза была маленькая, и ее зависть к Марусе была мне просто непонятна, нет, не потому, что задница Маруси плоха, вовсе нет, а потому, что Роза для задницы Маруси была маловата.

«Это черт знает что такое! – внутренне вдруг возмутилась я. – О чем думаю, когда нашу Розу совсем недавно пытались убить!»

– Роза, – закричала я, пользуясь отсутствием Марусиного воя, – расскажи же мне наконец, что с тобой произошло? Неужели тебя и в самом деле пытались убить?

– В самом ли деле, не знаю, но целых три раза, – сокрушаясь, сказала Роза, приглашая нас в комнату и кивая на турецкий диван.

Там почему-то лежала громадная картина. Обычно эта картина висела над диваном. Я многократно хвалила роскошную раму, в которую была забрана совершенно бездарная работа неизвестного мне художника с Арбата.

– Эта картина неожиданно и без всяких причин сорвалась со стены и упала мне на голову, – сказала Роза.

Мы с Марусей уставились на голову Розы, сильно сомневаясь, что она способна выдержать удар такой картины, точнее рамы.

– Ну, не совсем мне на голову, – замялась Роза. – Слава богу, я в это время была на кухне, но если бы случайно оказалась на этом диване, то обязательно пострадала бы. Голова была бы вдребезги, это уж точно, говорю вам как гинеколог!

– Да? – удивилась я. – И поэтому ты решила, что тебя пытались убить?

Роза выглядела растерянной.

– Тося сказала примерно такую же фразу, – призналась она.

– Что сказала Тося? – пожелала знать Маруся.

– Тося, а она уехала буквально за минуту до вашего приезда…

– Почему же эта мерзавка нас не дождалась? – возмущенно рявкнула Маруся.

Маруся возмущалась всегда, если представлялась ей такая возможность… и если не представлялась – тоже.

Здесь она точь-в-точь похожа на нашу Тамару, может, поэтому они не разговаривают уже двадцать с лишним лет.

Роза вздохнула:

– Тося сказала, что не может смотреть на то, как тает Маруся.

Маруся победоносно взглянула на меня:

– Ты слышала, старушка?

– Слышала, – промямлила я, – но не пойму, в чем здесь дело. Почему ты так горда? Давайте лучше о картине, – обратилась я к Розе. – Так что сказала Тося?

Роза встрепенулась и ушла в подробности, без которых не обходится ни одна нормальная женщина.

– Как только я с вами поговорила, пришла Тося, – защебетала Роза. – Это было очень кстати, потому что картина только-только упала и я места себе не находила от страха. Я тут же рассказала Тосе о происшествии, на что она рассмеялась: «Чепуха. Если уж надо нам дойти до такого идиотизма и делать выводы из упавшей картины, то под объект покушения скорей попадает твой Пупс. Он же не встает с этого дивана. Насколько мне известно, ты даже чай ему туда носишь.

Просто удивительно, что Пупса там не оказалось в тот момент, когда упала картина».

– Кстати, а где Пупс? – спросила я.

– У него появились срочные дела, – отмахнулась Роза. – Он пошел консультироваться с Соболевым, первым мужем Тамары.