«Зато я испачкаю свои руки с удовольствием», – подумала Рябцева, но ничего не сказала. Лицо её изменилось. Она злобно сверкнула карими глазами, будто приговорила раненых к смертной казни. Душа её, как вулкан, кипела от негодования. Рубашкин взглянул в её лицо и ужаснулся, подумав:

«Эта девочка ни перед чем не остановится. Беда, если эта злоба и боль останется в её душе на всю жизнь. Эх, Белкин, Белкин, из какого ты племени вышел? Вроде свой парень деревенский, а что ты вытворяешь? Голова идёт кругом. В твоей башке, видимо, бес сидит. Мне кажется жить тебе осталось недолго. Эта девчонка сведёт с вами счёты. Вон как горят её глаза. В них нет жалости и пощады. Так что Гришка ты не в ту степь залез».

Эти мысли его долго бы ещё мучили, но надо было возвращаться в деревню, закончился запас пищи и воды. Он пошёл в дом, где жили бандиты, и стал осматривать его. Собрал камеры, которые с таким удовольствием по вечерам просматривали Затяжной и Белкин, вышли во двор, там увидели носилки. Максим проверил их и убедился, что они сгодятся для переноса раненых в дом. Так эти два товарища по криминалу снова оказались на своих железных койках, но уже не в силах что-то предпринять, что-то переделать. Временами, придя в себя, они хотели покончить жизнь, но их руки были связаны проволокой, которую Рубашкин нашёл в их доме. Вскоре группа из трёх человек отправилась домой. День клонился к закату, солнце повисло над верхушками высоких елей, готовое вот-вот упасть за горизонт. Максим, и две женщины шли по компасу к своей деревне. Но вот опустилась темнота. Рубашкин остановился около небольшой сухостоины, скинул рюкзак и сказал:

– Привал, девушки, заночуем здесь.

Он вынул топор и стал готовить дрова на костёр. Когда появился огонь, тьма окончательно нависла над лесом. А невдалеке на высокой сосне Вера Рябцева увидела зеленоватые, отдающие краснотой зеленоватые огни, потом послышалось шипение, и Вере показалось, что оттуда доносятся слова: «Висшу, плясшу, матке скасшу». Рябцева задрожала и прижалась к Максиму.

– Вера, не бойся, это филин наводит свой порядок, – сказал Максим, – давайте поедим, что бог послал и спать. Путь до нашей деревни неблизкий, надо экономить силы. А этих бандитов, я думаю, должен забрать вертолёт, на машине сюда не пробраться.

Нарубив зелёных веток и устелив их на землю, Рубашкин лёг спать. За ним легли и женщины. Вскоре послышался храп уставших людей. Когда забрезжил рассвет, Максим пошевелился. Он внимательно взглянул на своих спутниц и с ужасом увидел, что нет Рябцевой. «Неужели она там, – думал он. – Ай, да девка, простить не может. Может, это и правильно. Я – мужчина им тоже не простил, только я хотел, чтобы их судили, а она женщина более импульсивна». Услышав, что уже поднялся муж, зашевелилась и Галина.

– Где же Верка? – спросила она.

Максим только пожал плечами. Он набрал полные лёгкие воздуху, и его голос загремел. Эхо разнеслось по всему лесу и отозвалось а-а-а-а. Но всё было тихо. Девушки нигде не было.

В это время Вера Рябцева шла к хутору. Она ещё не знала, что будет делать, увидев тех, кто в течение почти целого месяца издевались над ней, придумывая всё новые и новые способы секса, от которых у девушки всё болело внутри. Отвращение и боль пронизывали всё её существо. Сейчас её будто кто-то толкал в спину. Она безошибочно вышка к дереву, где эти два бандита устраивали свои спектакли при кормлении собак. Солнце вышло из-за горизонта, и на душе у девушки стало веселей. Вера посмотрела на убитых собак и горько, горько заплакала. Груз тяжести отпустил её, и слёзы потекли градом. Рябцева легла на землю и долго смотрела в небо, провожая взглядом тучи с севера на юг. Сколько времени девушка так лежала, она не помнит. Очнулась от карканья чёрного ворона, который почувствовав падаль, сел на верхушку дерева. Она встала и пошла к дому, где лежали раненые бандиты. Они стонали и просили пить. Когда она открыла дверь, первым открыл глаза Белкин и простонал: