– Мучное и сахар я не ем,  Роза Давлятовна…

– Доктор… говорите – доктор, – аккуратно налила она  золотисто-коричневую жидкость из термоса и подвинула одну из чашек мне.  Улыбнулась и уточнила: –  Ученая степень имеется, так что не ошибетесь.  А имя-отчество у меня заковыристое.  Тогда  вам, Зоя,  тоже иван-чай,  его можно и без сахара, я так и пью.  Это ферментированный,  я делаю сама.  А причина такой диеты?  Показано или только ваше решение?

– Просто привычка.  Роза… доктор,  я хотела… спасибо, – приняла я чашку и вдохнула нежный цветочный запах: –  О-о-о…  Я хотела спросить…

   И замолчала, сама не понимая – что я здесь делаю?  Одно дело спросить у друга – так, между делом, а другое…

– Говорите-говорите…  или пейте.  Просто один вопрос.  Повторите вслух то, о чем думали, когда шли сюда.

– Ха! –  печально хмыкнула я, – я думала о том, что если увидят, что  вхожу к вам,  скажут – свихнулась с великого горя.

– Гарнизон это  большая и не всегда добрая деревня.  Все на виду…

– До сих пор как-то не задумывалась.  Я хотела не об этом…

– А я об этом.  Эта больная зависимость от чужого мнения в таких вот закрытых сообществах… она развивается постепенно – из чувства ответственности.  У  женщин преданных и добросовестных. Мы заботимся о том, чтобы быть достойным тылом для мужа, чтобы не навредить его имиджу и, соответственно –  карьере.  Не бросить тень, не подвести нечаянно.  Не представляем, как это – выйти из дома без макияжа, неопрятно одетой, следим за своими словами и поступками.  Постоянно настороже, с оглядкой… – она помолчала немного и улыбнулась уголком рта.

– Если нужно  обсудить ситуацию в вашей  семье, я вам не помощник, Зоя.  У меня однозначное отношение к изменам –  презираю слабых на то самое место мужчин.  Вам  нужно к семейному психологу, я могу  дать координаты.  Это в Мурманске.

– Нет… спасибо.  Я, пожалуй, пойду.

– Как знаете…  Чай только допейте, – замолчала она надолго.  Мы молча пили чай.  Вкусный.  Очень.

– Наверное, все-таки я должна сказать. Давайте, я скажу?  –  встала она вдруг и, нервно потирая руки, отошла к окну.

– Да?  Говорите, я слушаю, Роза Давлятовна.

– Я  ударила  вашего мужа.  Не пугайтесь только – приводила  в чувство.  Самый простой способ – пощечина.  Особенно  мужчине  в чинах, при власти… самое то.  Можно было иначе, но у меня времени не было.  Ну, и чувствовала безнаказанность  само собой –  в силу возраста и статуса и не особо выбирала метод.  Не скажу, чтобы это получилось профессионально…  скорее наоборот.   Молчите?

– Думаю, – поставила я чашку, потому что  дрогнула рука.  Разолью еще…   Вздохнула и спросила: – Что должно было случиться такого, чтобы сразу оплеуху?  Не верю, что вы  таким способом  выражали  свое презрение.

– Я вообще тогда еще ничего не знала, – присела она  на стул опять, –  а случилось  мужская истерика, тихая – прямая  угроза сердечной мышце.  Их служба это большая ответственность, жизнь в состоянии  постоянного стресса… вы знаете сами.   Сосуды   изнашиваются, появляются риски.   Вы знаете анекдот о двух подопытных мышах?  Кормили и ублажали их одинаково, но той, что издохла потом от инфаркта молодой, постоянно показывали кота.   Да…   потом по его просьбе я ходила узнать – как вы?

– Как я?

– Да.  Вас как раз отмывали от рвотных масс.

– Твою  ма-а-ать…  – задохнулась я,  –  Роза… Давлятовна…  мне вы зачем говорите?  Чтобы я  знала, что свалилась там, облевалась…  а они  смотрели на это?  Вся такая… воздушная Сысоева и я – на полу в блевотине?!

– Представляете? – печально кивнула она, –  он поднял  вас, чтобы уложить на кушетку  и тоже испачкался.  И кричал – говорят, обещал золотые горы, если спасут.  Выполнил, кстати.  Мне тоже принес  потом торт и цветы.  Он почему-то решил, что вы умираете или уже умерли – его же выгнали…  У него сейчас белые виски, Зоя.  Я не помню – раньше они были совсем белыми или просто – с проседью?