– Главное, чтобы были мысли-то! – рассмеялся Апыхтин, осаживая поэта. – О чем пишете, Серафим Иванович?

– Как вам сказать... – Коньяк разбирал старикашку все сильнее, и теперь у него уже пошли жесты – этак раздумчиво он раскрыл мятую, как у обезьянки, ладошку и отвел ее в сторону. – Знаете ли, поэтическое восприятие жизни, художественное осмысление происходящего, объяснение в любви к этому прекрасному миру... – Поэт развел в стороны обе ладошки, как бы показывая Апыхтину тот мир, о котором он пишет с любовью, может быть, даже с восторгом, мир, ему, банкиру, недоступный.

– Это здорово! – искренне воскликнул Апыхтин. – Президента в стихах не материте?

– Упаси боже! – в ужасе отшатнулся Чувьюров на спинку кресла.

– Коммунистов к власти не призываете?

– А что их призывать... Они себя показали, – ушел от ответа Чувьюров, ловко ушел, не смог не отметить Апыхтин. Но хватку не ослабил и задал уточняющий вопрос:

– Значит, не призываете?

– Нет, – твердо ответил поэт. – И могу ответственно повторить – нет! – При последнем слове он осторожно покосился на свой целлофановый пакет, как понял Апыхтин, собираясь в удобный момент изъять те стихи, в которых он благосклонно пишет о прежних временах. А как он может о них писать неблагосклонно, если у него семь книг вышло в Москве, если его в Союз писателей приняли, если ему наверняка квартиру дали, в делегации разные включали – в Болгарию, Румынию, может быть, даже Корею...

– Отлично! – одобрил Апыхтин и положил большую свою, красивую, ухоженную руку банкира на целлофановый пакет. – Поможем. Стихи оставляйте. Хочу с ними ознакомиться.

– Может быть, я их еще раз просмотрю, отберу наиболее удачные, сильные... – неуверенно заговорил поэт, придерживая пакет.

– Нет! – твердо сказал Апыхтин и с силой выдернул пакет из-под ладошки поэта. – Я сам отберу, если в этом будет надобность. Повторяю, банк готов помочь издать книгу. Но мы надеемся, что и с вашей стороны к «Фениксу» будет отношение уважительное и доброжелательное.

– Господи! – простонал старикашка, прижав ладошки к груди. – Да я... Вы меня еще не знаете...

– Организуем презентацию вашей книги на радио, телевидении, в газетах... И надеемся, что каждый раз вы будете находить в себе несколько трепетных слов о банке «Феникс»! – Апыхтин говорил жестко и холодно, чувствуя, что, если он вернется к прежнему тону, старикашка просто разрыдается.

– Господи, – опять простонал Чувьюров, – да я...

– Сделаем! – сказал Апыхтин, стараясь не видеть взгляда старикашки, устремленного на бутылку коньяка. Тот не возражал бы повторить, ох, не возражал бы, но у Апыхтина еще весь день был впереди, и он не мог себе позволить расслабиться с самого утра.

– Вы даже не спрашиваете, сколько это будет стоить...

– Для настоящей поэзии, для литературы, искусства у банка «Феникс» всегда найдутся деньги! – веско сказал Апыхтин и встал во весь свой немалый рост, возвышаясь над вскочившим следом поэтом своей массой, бородой, голосом. – Столько найдется, сколько нужно.

– Боже!

– Встречаемся через месяц. Я уезжаю в отпуск, приходите в сентябре, и мы решим все технические вопросы.

– Я могу переговорить с типографией, с художником?

– Можете. Дешевенькую поделку выпускать не будем. Книга должна выглядеть достойно, ее выход прозвучит в культурной жизни города, станет событием! – Апыхтина понесло, но он и не сдерживал себя, поскольку говорил искренне.

– Может быть, я добавлю немного стихов, – предложил поэт. – Уж если вы говорите, что книга может быть событием...

– Все технические вопросы в сентябре. – Апыхтин взял поэта под локоть и с чрезвычайной уважительностью повел к двери. – До скорой встречи, Серафим Иванович! Жду вас! – Апыхтин напоследок еще успел шаловливо погрозить поэту пальцем, дескать, не подведи! И тут же, плотно закрыв за ним дверь, вернулся к столу, где уже звонил телефон.