Парень искоса посмотрел на Деда. Взор старика грелся свечою. Длинные, белые пальцы рук покоились на коленях. Он больше не рассматривал заманчивых предложений. Да и вряд ли они имелись. Жизнь вора исчерпала свои ресурсы. Недосказанность фраз обусловлена временем. И лишь над мыслью оно не властно. Время словно умолкает и течёт по иным законам. Мысль гораздо содержательнее слов. И хотя заносчивость не чужда человеку, но лицемерие разум отрицает полностью. Мозг просто не способен лгать! Юрию захотелось открыть то, в чем ещё никому не признавался:

«Мамы я не помню. Ни глаз. Ни лица. Ничего. Отец забрал меня, но не мои воспоминания. Наверное, у родителей была причина. Вот только знать её я не желаю. Ребенок – не игрушка. И осколки детства довольно болезненны. Я пытался не думать. Пробовал жить без утраченного. Не выходит! Боюсь, что запертый в настоящем, я стал зверем. Тех ребят не обязательно было убивать. Но я это сделал. А ведь я прошел Афган. Бывал на волосок от смерти. И умею ценить жизнь. Те ребята забрали у моих друзей деньги, но не жизнь. Иногда, кажется, что так я отомстил родителям. А самое страшное, что сейчас не испытываю никаких эмоций. Ни угрызений совести. Ничего».

Он закрыл лицо руками. В глазах старика отразились эти пальцы, отгородившиеся от реальности:

«Сынок, не надо так усложнять! Ты не на исповеди. Говоришь же, – сами напросились. Да и не всякая кровь взывает к отмщению. Убийство – древнейший способ улаживания проблем. А что естественно, то… – сам знаешь. Вот насильники, маньяки, педофилы и прочие… – это неестественно. Не по-людски. Разве ты подвесил жизнь на паутинке?»

Похлопав Юрия по плечу, он снял нагар с фитиля. Парень задумался:

«Вы же сами сказали о нежелании играть роль Ка…»

Рука Деда сдавила запястье парня, как тисками:

«Слушай, сынок! Убийство убийству рознь! Братья любили друг друга. Но Отца ещё больше! И ревновали соответственно. Каин убил из-за любви к Отцу. А не в претензиях к брату. Слепо устранил препятствие, которое, как ему казалось, стояло между ним и Б-гом. Осуждают не за убийство. Оно – то как раз и является основным аргументом в политике стран и народов. На засеянных смертью полях войны пожинают горы трупов. И всё это с благословения церкви и чиновников. В любом случае, – не надо приписывать волю Небес собственным прихотям».

Во взгляде Деда заметались всполохи битв. Он медленно разжал пальцы, и кровь в венах парня облегченно вздохнула. На этот раз молчание старого вора обличало. Кричало о других убийствах, протянутых к Небу руках матерей, глазах, иссохших от горя…

«А голод! Он как косой косит человечество. Десятки миллионов жизней ежегодно! Ты представляешь, сынок, пламя миллиарда свечей? Жарче и ярче солнца! И вдруг – голод! Одно могучее дыхание и… наступает мрак. Думаешь, кто-то от этого страдает бессонницей? Здесь каждое утро выбрасывают уйму хлеба, – пайковые полбуханки. А где-то на планете в это время гибнет ребенок. Из-за этой вот полбуханки, так ему необходимой».

Пламя свечи помутнело, заблестело и потекло слезой по морщинистым щекам. Молчание юноши стало более сдержанным. Шёпот порой бывает убедительнее крика. Старость и молодость понимали друг друга без слов. Мрак и тишина остались за мерцающим кругом. Однажды не увидев рассвета, люди нашли его отголосок в ночи. Ведь она никогда не бывает кромешной.

Храп Барона шуршал тараканами по стенам. Всхлипывающее дыхание Кролика бежало за ним, вприпрыжку. Иногда свеча издавала треск. На мгновенье появлялся чёрный дым. Но это всего лишь миг… Жизнь человека трещит и коптит куда чаще! Дед отклонил предложенный чай: