– Хорошо, – кивнул он. – Читай. Прямо сейчас.
– Нет.
– Тогда я их сожгу.
Отцепив пальцы Ринаты от рубашки, Игорь уверенно открыл кухонный шкафчик и достал оттуда коробок спичек. Затем повернулся к Ринате. Та стояла не двигаясь и не мигая смотрела на письма.
– Жги, – вдруг абсолютно спокойно проговорила Рина и перевела безразличный взгляд на его лицо. – Мне все равно.
– Хорошо, – ответил он столь же равнодушно. Положил письма на столешницу, вытащил спичку, чиркнул ею по коробок и взял запечатанный конверт. – Но учти, ты никогда не узнаешь содержание.
Смерив Ринату бесстрастным взглядом, Игорь поднес краешек первого письма к огню.
Рина чуть дернулась, но осталась стоять на месте, только руки сжались в кулаки, а рот сузился в тонкую презрительную линию.
– Жги! – скомандовала она, и Игорь опять поразился ее стойкости и принципиальной упертости.
Парень, сохраняя хладнокровие, позволил пламени лизнуть бумагу. Коротко выдохнув, Рина отвела взгляд, а губы Игоря тронула кривоватая усмешка. И чего он, спрашивается, ждал, если она, имея в собственности трехкомнатную квартиру в центре Москвы, предпочитала продуваемый всеми ветрами барак? Упрямство, граничащее с глупостью, а он, осел, придумал «гениальный» план… Ага, сейчас!
Когда пламя подобралось к пальцам, Игорь бросил кусок обгоревшей бумаги в раковину и взял следующее письмо. Чиркнул спичкой. Помедлил и поднес бумагу к огню. Он знал, что Рине не все равно, но не мог понять, что ею движет. Какая-то маниакальная жестокость по отношению к себе. Третье письмо постигла схожая участь. Рината не шелохнулась, не делая попыток остановить парня. Да пошло оно все! Игорь кинул третий уголок к первым двум и включил воду. Пепел непрочитанных слов, подхваченный струей, превратился в ничто, вызывая в душе сожаление и скорбь.
Приблизившись к Ринате, он тихо сказал:
– Она не просто так писала письма, а хотела сказать то, что ты не желала слышать. Я могу сжечь каждое на твоих глазах, Рината, но что потом?
– Мне все равно, – хрипло повторила она.
– Ты можешь строить из себя снежную королеву, которой безразличны чувства других людей. Можешь даже заставить поверить в это окружающих. Но ты вовсе не такая, о чем нам уже известно. Просто разреши себе хоть что-то. Поверь, станет легче.
Рината отвела взгляд и дернула плечиком. Не последовало ни возражений, ни криков, ни слез: сложно оценить, хорошо это или нет. Одно Игорь знал наверняка: сцена с письмами его порядком измочалила. Больше не проронив ни слова, он направился в спальню.
Когда дверь закрылась, Рината трясущимися руками сгребла оставшиеся конверты и уселась на табурет. Прикрыла глаза. Из груди вырвался то ли всхлип, то ли стон: она сама толком не понимала. Хотелось накинуться на Игоря с требованиями никогда не трогать ее вещи, не копаться в ее душе, не лезть туда, куда вообще не следует. А еще хотелось очутиться в его объятьях и дать волю слезам. Но она не сделала ни того, ни другого, а осталась сидеть на кухне до тех пор, пока не услышала шум в коридоре.
– Ты куда? – спросила она, наблюдая, как Игорь завязывает шнурки на дорогих кожаных ботинках. На полу стоял черный дорожный чемодан.
– Хочу отдохнуть от тебя, – честно ответил Крылов. Разогнувшись, набросил пальто, обвязал шею шарфом и удостоил Ринату вниманием. – Меня не будет три дня.
– А как же тренировки? Богославская…
– Алла Львовна в курсе. В случае чего, телефон у меня есть, – проговорил он и ушел.
Алла молча протянула чехлы Ане, только что покинувшей лед. Та, даже не посмотрев на тренера, взяла их и, не надевая, прошла в «уголок слез и поцелуев». Матвей тоже был немногословен.