– Может и так, – спорить не было ни сил, ни желания.
– Прощай, большой хороший парень. Я буду молиться за тебя. Честно! – произнесла Стефи, когда Лукас переступал порог. Он остановился на миг, дернул головой, и пошел вниз. Не оборачиваясь. Надо же, «будет за него молиться!». Все шлюхи так говорят! Или не все?..
Внизу никого не было. Невидимка, впрочем, за Лукасом наблюдал – когда он подошел к калитке-двери, та распахнулась.
Улица встретила предутренней свежестью и розовой полоской неба над рекой. По небу ползли редкие облака…
На перекрестке, как раз напротив мокрого пятна, оставленного Лукасом час назад, все та же повозка «ночного извозчика». И он тоже на месте. С ехидной ухмылкой на бородатой роже.
– Привет, счетовод! Ну как тебе «Русалка», как тебе Ди?
– Кто-кто?
– Ди. Так зовут владелицу «Русалки». Высокая такая…
– Стройная, с синими волосами. Ты уже говорил, а я видел.
– Ну так вот, – нисколько не смутился «ночной», – ее зовут Ди. Разве не представилась? Странно! Уж такому известному счетоводу могла имя и назвать.
– Ой, да иди ты нахер, – отмахнулся Изморозь, – тебе вот, с утра делать больше нехуй, кроме как издеваться?
– Угадал, нечего, – пожал плечами извозчик, усмехнулся. – Могу отвезти туда, где подобрал, раз уж тебя тут не ждут неисправленные счета.
Тааак! Сдача с мерка! Зажулили! Лукас охлопал себя по карманам. Глухо звякнуло в потайном, на ноге. Не понял?! Изморозь лихорадочно зашарил, вытащил содержимое. Серебро было туго замотано в колбаску, как раз по размеру тайничка. Снова волшебство?
– Шлюхи, они такие! Особенно в «Русалке». Садись, счетовод. Много не возьму, вижу, что потратился.
Лукас молча ссыпал сдачу с золотого в кошель, метнув пару медяков «ночному» в лицо. Тот, конечно же, монеты поймал.
– Давай к «Драному Башмаку», не доезжая квартал, остановишься.
– Поехали…
До нужного перекрестка доехали в молчании.
– Бывай, друг! – махнул Лукас на прощание.
– Удачи, счетовод! – отсалютовал хлыстом извозчик, и повозка покатилась дальше, завершая свой ночной маршрут по улицам Сиверы.
*****
Изморозь медленно добрел до переулка, выводящего на кабак… И остолбенел.
Возле «Башмака» толпилось с пару дюжин стражников. Размахивали руками, тыкали пальцами, что-то обсуждали. Звучало «убили», «вырезали к херам», «поножовщина» и прочие, совершенно не радующие слова с привкусом свежей крови. Хуже всего, что в словах стражи звучала неприкрытая радость. Справедливо! Рейни достал многих…
Распахнулись двери. Из кабака вынесли носилки, накрытые окровавленным полотном. Под холстом угадывалось тело. Еще одно у входа, распростерто на брусчатке. Фуззи или Вуззи? Ого! Беднягу грохнули коротким копьем, да так, что острие насквозь прошло и попало меж камней, пришпилив тело к мостовой.
Лукас перевел взгляд на второй этаж. Чудом сдержал вопль. Из окна, с выбитой рамой – словно катапультой жахнули – свисала Иветт, повешенная на собственной косе. Из распоротого живота свисали кишки причудливой гирляндой.
Изморозь попятился. Не хватало сейчас только попасться на глаза стражникам!
В спину больно ткнулся клинок.
– Только не ври, крысеныш, что ты здесь ни при чем, – жарко дохнула в затылок Марселин. – Ты слишком вовремя ушел, чтобы быть ни при чем.
– Будешь смеяться, но я действительно ни при чем, – ответил Лукас, понимая, что девушка ему не поверит. – Ты мне в спину тычешь вилкой или чинкуэдой?
– А тебе не все равно, крысеныш? До печени всяко достану. Но… – убрала вдруг оружие Марселин.
Лукас потер спину рукой, еще не веря, что, кажется, еще малость поживет. Обернулся.
– От тебя бабой прет. Сладкой неместной бабой, – разъяснила воительница. – Аж завидно, какой сладкой! Растай, Изморозь, и понадежнее. Беги к Йоржу или Мастеру. Или просто беги, и подальше. Не хочу, чтобы еще и тебя убили. Обидно будет остаться одной в этом сраном городе.