И я слышу голос его собеседника в трубке:

– Добро бы ты сказал только «харув» – ладно, Бог с тобой. И даже только «здоровенный» – тоже не страшно. Но сказать «здоровенный харув» – и существительное, и прилагательное вместе – это же все равно что поднести людям готовенькое на тарелочке. Приятного вам аппетита, ешьте на здоровье. Не просто дерево, а харув. Не просто харув, а очень большой харув. И не просто очень большой харув, но очень большой харув в вади. Такое описание весьма сужает поиск. Люди придумали язык, чтобы всем было ясно. Но для нас с тобой все то, что всем ясно, это очень плохо, ты меня понял?

– Да. Извини.

– Хватит извиняться. Просто прими во внимание.

– Ладно.

– Хорошо. Теперь к делу. Дело в том, что мы там кое-что забыли.

– Ту газовую горелку, на которой ты готовил чай?

– Нет, кое-что поважнее.

– Ложечку для сахара?

– Стали бы мы разговаривать из-за ложечек! Подумай хорошенько и припомни. Хоть один раз используй мозги по назначению. Даже самый крохотный мозг может кое-что сообразить, если его правильно задействовать. Но когда припомнишь, не говори, что это. Скажи только: «Я понял, что ты имеешь в виду».

– Сейчас подумаю.

Молчание.

– Ты опять заставляешь меня ждать?!

Молчание.

– Вспомнил! Я понял, что ты имеешь в виду.

– В таком случае съезди туда снова, поищи там, найди это и принеси.

– Как срочно?

– Если кто-нибудь найдет это раньше нас, будет очень плохо.

– Уже несусь, только фонарь прихвачу.

– Безнадежный случай, вот что ты такое! Безнадежный случай. Сначала «потому как», теперь «несусь». Несутся только курицы. Люди не несутся, люди едут. Скажи: «Я уже еду». Когда я наконец услышу от тебя хоть одно правильное выражение?

– Я уже еду.

– И перестань меня раздражать.

– Извини.

– Только не вздумай появляться там в такое время с фонарем! Сейчас уже темно. Кто-нибудь может издали заметить твой фонарь. Лучше встань с утра пораньше.

– Что значит «с утра»?

– Пораньше. На рассвете. И не оставляй машину в нашем обычном месте. Найди другую парковку и пройди чуток пешком, придешь туда с первым светом и сможешь спокойно поискать.

– Ладно.

– Как твоя рука?

– В порядке.

– Болит?

– Уже меньше.

– Ты сменил повязку?

– Еще чего не хватало!

– Ты только не заболей нам бешенством.

– Вот еще!

– И распусти наконец свой живот. Я прямо чувствую это издалека. Ну, йала[4], сплавь свою подружку, а сам отправляйся спать. Тебе завтра рано вставать. Незачем ей знать, когда ты вышел.

Какой тяжелой обещает быть месть и как просты и будничны приготовления к ней! Жене человека, готовящегося сейчас к мести – той женщине, что стоит за его спиной, подмечая и понимая все мельчайшие детали его действий, – его сборы напоминают приготовления к обычной прогулке, вроде тех, на которые они вдвоем отправлялись в былые годы: та же энергичная утряска рюкзака, с радостью вернувшегося из чердачного изгнания, та же проверка шнурков в дорожных ботинках, уже потерявших было всякую надежду, тот же придирчивый смотр, устроенный пуговицам рабочей блузы.

Но она замечает и различия: вместо тех вкусных вещей, которые он брал на их былые прогулки, чтобы побаловать ее на привале, теперь он готовит еду простую и грубую – несколько кусков хлеба, крутые яйца, нечищеные огурцы, баночку сметаны. Ей вдруг вспоминается слово «аскетичный».

Она подмечает и другие детали. Яйца он чистит заранее, тут же на кухне, чтобы осколки скорлупы не остались потом на земле и не выдали его присутствия. Умильные намеки салями, этой постоянной спутницы их прежних прогулок, которая хотела и на этот раз присоединиться к нему, он решительно игнорирует – запах колбасы может привлечь собаку, а за собакой, как правило, появляется ее хозяин. Свой черный кофе, замечает она, он тоже приготовил заранее. И приготовил, и налил в термос. Костер могут увидеть издали, газовая горелка шумит, запах свежесваренного кофе разносится слишком далеко.