– То есть как – не пробовала? Ты до шести лет с мамой жила, что же, она тебе мороженого не покупала?
– Не покупала. Мне сладкого нельзя было, я на гимнастику ходила.
Вера Илларионовна пообещала себе, что мороженое Арина будет есть каждый день. И сказала преувеличенно бодро:
– Ну что, семиклассница? В школу тебя приняли, летом позанимаемся с тобой, будешь всё знать. Такое событие надо отпраздновать. Купим торт и устроим чаепитие в Мытищах.
– А зачем… в Мытищах? Это такое кафе? А можно дома чаю попить? Можно?
– Это не кафе. Это картина такая, «Чаепитие в Мытищах», художник Василий Перов, год написания 1862-й. Подлинник в Третьяковской галерее. Вот поедем в Москву, сходим с тобой. – Вера Илларионовна остановилась перед кондитерской и распахнула дверь. – Пойдём торт выбирать! Ты какой любишь? Не знаешь? Тогда пирожных купим, всяких-разных… Беретку сними, в магазине жарко. Давай её сюда. А помпон где? Потерялся?
Арина отвернулась и зашмыгала носом.
– Ты что? Из-за помпона плакать? Нитки у нас есть, домой придём и новый сделаем, лучше прежнего. Заодно и научишься. Это очень просто. Вань, мы с Аришей пирожных купить решили. Или торт.
– Вы пока выбирайте, а я сигареты куплю. – Вечеслов направился к киоску.
Арина уткнулась носом в витрину. Торты, сказочно прекрасные, красовались в лучах ламп, блестя шоколадной глазурью. Их было много: с кремовыми зелёными и жёлтыми розочками, с тестяными «грибами» под забавными шляпками, с шоколадными фигурками… обливные… обсыпные… покрытые глянцевым белоснежным безе…
У Арины разбегались глаза. Попробовать хотелось все.
– Ну что, выбрали? Не выбрали ещё? Вас только за смертью посылать. Посмотри, что я тебе купил!» – и протянул Арине два глянцевых толстых журнала: «Пэчворк» и «Волшебная вышивка». Не вспоминая о торте, который так и не выбрала, Арина с восторгом схватила подарки.
Домой она возвращалась счастливая. Одной рукой прижимала к груди журналы, в другой несла две коробки с пирожными, поставленные одна на другую и перевязанные блестящей лентой. От журналов вкусно пахло типографской свежей краской, от коробок пахло пирожными. Помпон был моментально забыт, как и оценивающий взгляд директрисы.
Через два дня Вечесловы «в лучшем кадровом составе» уехали на дачу.
Глава 7. Рухнувший мир
Вспоминая прошлую жизнь, так сильно отличавшуюся от нынешней, Арина задавала себе вопрос: когда же кончилось её детство? Когда она осталась одна, без Насти, с которой у них были «одинаковые» птичьи фамилии? Когда бросила мокрый ком глины на гроб Наташи, которая была – сестра Агафья, а ей хотелось быть Наташей, и чтобы жить как все, чтобы – семья, и дети, и собака, и дача на озере. Вот только жить было негде и незачем…
Приют при монастыре Святого Пантелеймона Арина покидала не помня себя от счастья. А после тосковала по той жизни. По сестре Иринье. По вышивальной мастерской. По гимназии, где все друг друга любили – той самой Христовой любовью к ближнему, на которой стоит мир.
Точнее, стоял. А потом рухнул. Арина корчилась под его обломками пять школьных лет, ставших для неё адом. Адаптироваться к аду не получилось, душевные муки приходилось терпеть в одиночестве, слёз опекунам не показывать. Ведь тогда Арину отправят в детский дом, где ей будет ещё хуже. Хотя – куда уж хуже…
Арина уже знала, что Вечесловы её опекуны, а не приёмные родители. И фамилия у неё прежняя, Зяблова. А было бы так здорово: Арина Вечеслова.
То давнее лето, в котором ей было тринадцать, вспоминалось горячим солнцем, гладкими досками террасы, по которым так приятно ходить босиком, слепящими бликами на селигерской воде, в которой отражалось небо, шуршанием тростника, бабы Вериными вкусными оладьями, деда Ваниными звучными криками: «Р-раз! Два! Три! Прыгай, кому сказал!» и счастливым Арининым визгом.