Однако одиночное заключение больше похоже на пытку, психологическую и физическую. Арестовывая преступников, я не думал, что с ними случится, когда они попадут в тюрьму. Но я увидел, испытал на собственной шкуре, каково это на самом деле – попасть в тюрьму по обвинению в проступке, менее тяжком, чем убийство или изнасилование. Эти ребята ничем не отличались от меня и просто пытались выжить, а если хотите уцелеть, то придётся заниматься выживанием двадцать четыре часа в сутки. Парням – и я был не исключением – приходилось сохранять бдительность, чтобы остаться в живых. Если они защищали себя, то только потому, что у них не оказывалось выбора. К сожалению, за это им тоже приходилось платить, что означало готовность отсидеть в одиночке. На мой взгляд, когда вы насилуете или убиваете, то поступаете не как человек и заслуживаете всего того, что с вами было или только будет, вы должны пострадать от последствий. Но те, кто, возможно, совершил меньшее зло или действительно невиновен в преступлении, в котором его обвиняют, тоже иногда оказывались в клетке.

Когда сажают в камеру без окон, только с четырьмя бетонными стенами, наказание начинает изнашивать. Заключённый может поддерживать относительно здоровую форму, если захочет. Но его мозг постепенно теряет способность сосредотачиваться. Находясь в камере столько дней и часов, заключённый перестаёт воспринимать время и всё окружение. Некоторые, теряя рассудок, начинают разговаривать сами с собой. Помещённый в одиночку заключённый очень мало контактирует с другими, что, несомненно, плохо сказывается на его общем состоянии здоровья и работе мозга. Возможно, заключённый будет страдать от страха и беспокойства, попав в камеру на двадцать три часа в сутки. Одиночное заключение – самая закрытая известная форма психологической пытки, которая всерьёз и надолго меняет заключённого.

Надеюсь, когда-нибудь тюремные чиновники, юристы, судьи и законодатели соберутся вместе, чтобы по-настоящему взглянуть на пенитенциарную систему в целом. Им нужно попытаться понять, что не всех нужно стричь под одну гребёнку, не все подпадают под однотипные обвинения, не все ситуации должны рассматриваться как преступные. Я никогда бы этого не понял, если бы не побывал частью обеих систем. У человека порой не остаётся выбора, кроме как убить, чтобы защититься и остаться в живых. Сажая его в клеть, чиновники не учитывают эмоциональные травмы так же, как физические последствия одиночного заключения. Все элементы системы должны работать вместе, чтобы полностью понять последствия того, если посадить в одиночку заключённого, который не совершал серьёзного преступления.

Настоящие жестокие преступники не останавливаются, и их нужно отделить от тех, кто совершил ненасильственное правонарушение. Повторюсь: я действительно считаю, что для некоторых нужен режим одиночного заключения, если ситуация того требует. Но что может случиться – и на самом деле происходит, – так это то, что система превратит ненасильственного правонарушителя в преступника настоящего, а затем, по сути, опустит на самое дно.

Пока я сидел в Даунстейте, помимо основных тренировок, превращавших моё тело в кусок железа, я ежедневно тысячу раз в день отжимался, делал сотни упражнений на пресс и ещё триста отжиманий от края стальной койки. Больше заниматься было нечем. Такая тренировка позволяла мне оставаться в отличной форме. Единственное, чем я ещё занимался, – играл в гандбол. Скажу честно, игры были жестокими и очень соревновательными. Мы играли, чтобы самоутвердиться и, конечно же, разжиться сигаретами. В любую секунду могла вспыхнуть драка.