Лицо не изменило своего невозмутимого выражения, но голова раз кивнула. Как будто марионетку дернули за веревочку.

– Отлично. Теперь слушайте внимательно. Вам приснится еще один яркий сон. Вы увидите, что… у меня в кабинете висит большая фотография. На ней гора Худ, вся в снегу. Эту фотографию вы увидите на стене позади стола, прямо тут, у меня в кабинете. Хорошо. Теперь вы заснете и увидите сон… Антверпен.

Он опять засуетился и склонился над приборами.

– Так, – прошептал он, – ага… хорошо…

Машины затихли. Джордж лежал бездвижно. Даже Хейбер перестал дергаться и бормотать. В большой, залитой мягким светом комнате, за стеклянной стеной которой шел дождь, не было ни звука. Хейбер застыл рядом с энцефалографом, повернув голову к стене за столом.

Ничего не произошло.

Пальцами левой руки Хезер описала маленький кружок по упругой шершавой поверхности кресла – бывшей шкуре живого существа, той промежуточной субстанции, что когда-то разделяла корову и Вселенную. В голове вновь навязчиво заиграла старая песенка, которую они слушали вчера:

Она и не подозревала, что Хейбер может замереть и замолчать так надолго. Только раз его пальцы дернулись к ручке настройки, но он сразу затих и продолжал разглядывать пустую стену.

Джордж вздохнул, сонно приподнял руку, вновь уронил ее и проснулся. Поморгал и сел на кушетке. Тут же бросил взгляд на Хезер, как будто проверить, здесь ли она.

Хейбер нахмурился и судорожно ткнул в нижнюю кнопку «Усилителя».

– Что за черт! – рявкнул он и начал всматриваться в экран энцефалографа, по которому, как и прежде, бежали веселые зигзаги. – «Усилитель» транслировал быстрый сон; как вы умудрились проснуться?

– Не знаю, – зевнул Джордж. – Проснулся и все. Разве вы не сказали, чтобы я просыпался скоро?

– Да, обычно говорю. По сигналу. Но как вы вышли из-под стимуляции «Усилителя»?.. Надо увеличить мощность; я, конечно, сильно осторожничал.

По всей видимости, он теперь разговаривал с «Усилителем». Окончив эту беседу, он резко обернулся к Джорджу:

– Так о чем был сон?

– Снилось, что на стене, позади моей жены, висит фотография горы Худ.

Хейбер глянул на голые деревянные панели стены и тут же перевел взгляд на Джорджа.

– А еще? Другой сон, до этого. Не помните?

– Что-то было. Секунду… Вроде бы снилось, что мне что-то снится. Как-то так, довольно запутанно. Я был в магазине. Точно – в «Майер энд Фрэнк», покупал новый костюм. Нужна была синяя куртка: я не то на работу новую устроился, не то еще что. Не помню. Но у них была таблица с размерами – шкала роста и шкала веса. И я оказался ровно посередине – среднего веса и среднего роста, человек среднего телосложения.

– Другими словами, нормальный, – сказал Хейбер и вдруг захохотал.

После напряженной сцены и затянувшегося молчания Хезер от его громоподобного хохота аж подпрыгнула.

– Замечательно, Джордж. Замечательно! – Он хлопнул Джорджа по плечу и стал снимать электроды. – Наконец-то. Получилось. Вы свободны! Чувствуете?

– Пожалуй, – мягко сказал Джордж.

– Огромная гора с плеч, а?

– С моих на ваши?

– Ага, на мои!

Опять зычный, утробный и несколько затянутый хохот. Он всегда такой, подумала Хезер, или перевозбудился?

– Доктор Хейбер, – спросил ее муж, – вы когда-нибудь разговаривали о снах с пришельцами?

– С альдебаранцами? Нет. Форд в Вашингтоне проводил с ними пару экспериментов, дал им кучу психологических тестов, но результаты – сплошная абракадабра. Все упирается в проблему коммуникации. Они разумные, но Ирчевский, наш главный ксенобиолог, полагает, что, возможно, они совсем нерациональны, а то, что мы принимаем за их попытки интегрироваться в наше общество, на самом деле может оказаться инстинктивной мимикрией. Трудно сказать наверняка. ЭЭГ им не сделаешь. На самом деле мы даже не знаем, спят они или нет, а уж про сновидения и говорить нечего!