– В этом сне вам приснится, что… доктор Хейбер – человек гуманный, что он не пытается вам навредить и будет с вами откровенен.

Она не знала, что говорить, как говорить, и понимала, что любые слова могут обернуться неприятностями.

– А еще вам приснится, что пришельцев на Луне больше нет, – второпях добавила она (хоть этот груз у него с плеч снять). – А утром вы проснетесь отдохнувшим, и все будет хорошо. Теперь же – спите!

Черт! Забыла сказать, чтобы он сперва лег на кровать.

Орр, как до половины набитая подушка, мягко подался вперед и вбок и большой теплой бездвижной массой улегся на полу.

Весил он не больше ста пятидесяти фунтов, но взгромоздить его на кровать – без малейшей помощи с его стороны – было не легче, чем мертвого слона. Чтобы не перевернуть раскладушку, ей пришлось сперва поднять его ноги, а потом уже за плечи затянуть наверх все тело. Само собой, внутрь спального мешка он не попал. Хезер вытащила мешок из-под него, опять едва не перевернув кровать, и укрыла им Орра, как одеялом. А он спал, спал без задних ног, не обращая внимания ни на что. Она запыхалась, вспотела и разозлилась. Он был безмятежен.

Она села за стол перевести дух. Потом задумалась, что делать дальше. Убрала объедки и сор, нагрела воды и вымыла тарелки из фольги, вилки, нож и чашки. Подкинула в печку дров. На полке она нашла несколько книг в мягких обложках: наверное, купил в Линкольн-Сити, чтобы как-то скоротать долгое бдение. Ни одного детектива. Вот черт! Хороший детектив сейчас бы не помешал. Нашла какой-то роман о России. Что интересно: когда подписали Космический пакт, американское правительство перестало делать вид, что между Иерусалимом и Филиппинами ничего нет (потому что, если есть, вдруг оно как-то навредит «Американскому Образу Жизни»?). И в последние несколько лет в магазинах снова появились японские игрушечные зонтики из бумаги, индийские благовония, русские книги и все прочее. Человеческое братство – новый образ жизни, как сказал президент Мердль.

В этом романе, фамилия автора которого заканчивалась на «-евский», действие разворачивалось в Чумные годы в маленькой кавказской деревне. Книга была невеселая, но чем-то она ее взволновала и зацепила, и Хезер с десяти вечера просидела над ней до половины третьего. Все это время Орр спал глубоким сном, почти не шевелясь, тихо и неглубоко дыша. Она отрывала глаза от кавказской деревушки и видела его лицо, позолоченное тусклым светом лампы, притененное и умиротворенное. Если ему снились сны, то мимолетные и тихие. Когда все в деревне умерли, кроме местного дурачка (чья абсолютная пассивность перед лицом неизбежного не раз напомнила ей о ее компаньоне), она попробовала выпить подогретого кофе, но на вкус он был как щелок. Она открыла дверь и постояла наполовину внутри, наполовину снаружи, слушая, как ручеек орет и вопит: «Вечная хвала! Вечная хвала!» Уму непостижимо, что он голосил так еще за сотни лет до ее рождения и не перестанет, пока горы не сдвинутся с места. А что самое странное – сейчас, поздно ночью, среди глубокой лесной тиши в этом грохоте слышалась посторонняя нотка, будто где-то далеко-далеко вверх по течению поют детские голоса – так сладко и так странно.

Стало зябко. Она захлопнула дверь и, оставив нерожденных детей дальше петь в ручье, вернулась в теплую комнату к спящему человеку. Попыталась почитать руководство для плотников-самоучек (Орр, видимо, собирался в домике что-то мастерить), но поняла, что сейчас заснет. Почему бы и нет, кстати? Ей-то зачем бодрствовать? Только куда лечь…

Надо было оставить Джорджа на полу. Он бы и не заметил. Так нечестно: у него и раскладушка, и спальный мешок. Она взяла мешок, взамен укрыв Орра его плащом и своим дождевиком. Джордж не пошевелился. Она ласково на него посмотрела и улеглась в спальном мешке на полу. Боже, ну и холодина! И так жестко. Лампу она не задула. А может, надо прикрутить фитиль? Вроде одно правильно, а другое нет: так говорили в коммуне. Но только что именно правильно, она забыла. Твою же мать! Как холодно.