– Много! – Стана вздохнула и начала загибать пальцы. – Два… Четыре… Восемь! Восемь стад! И еще козы. И коровы, только не здесь, а в долине.

– Небедно живете! Любому дедичу впору!

Он шутил, но девушка оставалась серьезной:

– Мой отец – не дедич! Он – свободный харп! Мы все свободные! У нас даже холопов нет!

– А кто же стада пасет? – хмыкнул Велегост.

Он уже знал немало и о харпах, и о семье старого Беркута. Две жены, пять сыновей – и четыре дочери. Стана – младшая, любимая.

– Закупы, конечно! – удивилась девушка. – Те, кто задолжал отцу. Они очень стараются. Отец их даже не порет. Разве что иногда…

Хотелось поинтересоваться, чем закупы старого Беркута счастливее холопов, но Кей сдержался. Девушка прожила всю жизнь в глухих горах, и эта жизнь казалась ей единственно возможной и единственно правильной.

– Почему ты спрашиваешь, Велегост? У вас, в Савмате, иначе?

– Немного, – он вновь не смог сдержать улыбки.

– А как? А, знаю! У вас правят злые Кеи! Они отбирают у селян овец и насилуют их жен! У нас тоже так было. Дедич мог прийти на свадьбу и увести невесту… Ну, это неинтересно! Так что там у вас, в Савмате, расскажи!

Иногда Велегосту казалось, что девушка тоже слегка подшучивает на ним. Но каждый раз Кей убеждался – Стана спрашивает всерьез. И не удивительно! Савмат для нее, что земля Чуго или Алатырь-остров – то ли есть он, то ли просто выдуман.

– Савмат… – Велегост задумался. О чем тут расскажешь? Не о матери же, не о брате Сварге!

– У нас в Савмате стены каменные строят. И вежи. Высокие – как три дерева.

– Каменные? – поразилась девушка. – А зачем? У вас там деревья не растут, да? Я слыхала, что есть места, где ни леса, ни гор.

Синие глаза горели любопытством, и Велегост не мог поверить, что совсем недавно эта девушка сжимала в руке скрамасакс, надеясь убить страшного и злого «старика» с железным сердцем. Теперь перед ним был ребенок – наивный, искренний. Ну и заморочили же девчонке голову!

Когда вопрос о каменный вежах был плохо ли, хорошо, разрешен, Стана, временно потеряв к Савмату всякий интерес, замолчала, а затем принялась что-то тихо напевать. Велегост прислушался – эту песню он не знал.

– О чем ты поешь?

– А ты не знаешь? – вновь удивилась она. – Это весенняя песня, ее поют, когда прилетают первые ласточки. Но ты, наверно, не поймешь, Велегост, она на нашем наречии…

Странное дело, Стана говорила по-сполотски почти без ошибок. Похоже, Кееву власть в этих краях еще не забыли.

– А ты спой! – попросил он. – Может, и пойму.

– Ну… – девушка задумалась. – Когда мы видим ласточку, то садимся в круг и… Ну, в общем…

На миг она смутилась, затем усмехнулась и негромко запела:

Птахо-веснянко,
Прилети к нам зранку,
Неси, пташко пирья
На мое подвирье,
Принеси ты сонэчко
У мое виконэчко.
Щоб усэ проснулося,
Щоб зима минулася.
Зийды, зийды сонэчко,
На татове полэчко,
На бабино зиллячко,
На наше подвирьячко,
Над вишнею, над сливою,
Щоб я була щасливою!

Велегост закрыл глаза. Ярко светит Небесный Всадник, красивая девушка поет о первой ласточке… Наверно, они тут счастливы, в этих горах. А он в детстве и не пел почти – разве что о войне. И почему в Савмате так много поют о войне? Ведь и в Савмат ласточки прилетают!..

– Кей! Ущелье!

Голос Хоржака заставил очнуться.

– Узко, Кей! Как бы чего…

Велегост оглянулся. Слева и справа – крутые голые склоны, наверху – зеленая стена леса…

– Ничего не видно, Кей, – сотник с сомнением помотал головой. – Но…

– Ты прав.

Велегост вновь оглянулся. Его маленькое войско растянулось на много сотен шагов. И неудивительно – половина тех, кого привели дедичи, пешая, да еще дюжина возов с припасами.