Объезжая в повороте на лес маленький мост, Мэриан замерла от удивления. Она резко остановилась, да так, что ее медные локоны развевались на ветру. Это был выстрел, выстрел прямо в голову, иначе никак не назвать взгляд, которым они посмотрели друг на друга.

– Мадемуазель Леруа, – остановил он лошадь. – Уж не думал Вас здесь встретить.

– Герцог де Ришелье, – сквозь воздух ответила она.

На нем был атласом вышитых серебрено – синий фрак, натянутое галифе и кожаные перчатки. Она призналась себе, что он не так заносчив, как его отец и брат, изыскан и несомненно хорош собой. За этим откровением последователи и другие, не менее рисованные, которые она успела пронести в своей голове за эти несколько секунд, перед тем, как спрятать.

– Рада Вас видеть, – восстановив дыхание продолжила Мэриан. – Но Ваше удивление меня несколько затрудняет, неужели скачки нынче тоже считают за оппозиции, бояться, что можно ускакать в Испанию? Их волнение напрасно, даже в Вест-Индии французы.

– Ненадолго, – возразил он. – Колкости Вам не занимать, боюсь признаться, я уже успел пронести в своей голове мысль, что отвык от нее.

– Я неустанно буду Вам напоминать о ней, Герцог.

– Ни капли не сомневаюсь, Мадемуазель Леруа.

Они неловко замолчали, и в неожиданность для них двоих, попытались проложить или завершить данный диалог. Их рассмешила эта ситуация, и они не стали этого скрывать.

– Не желаете проехаться со мной?

– О, нет, простите, я не могу сегодня показываться на ипподроме.

– Это очень зря, Вы бы их удивили, – посмотрел он на нее. – Но я говорил не о нем. Вдоль берега чудесные виды.

Он развернул лошадь и кивнул ей в знак старта. Герцог начал медленный ход, дабы обезопасить их заезд, но даже не подозревал, что этот жест уважения был ни к чему. В считанные секунды она обогнала его, не вильнув ухом. Не то чтобы это задело его эго, но он не стал ей уступать. Они всегда пытались друг друга догнать: будь этот гонка на лошадях или попытка выдать больше язвенности и выйти в споре победителем.

Они скакали до самого залива, соединяющего рукава Сены, объезжая пастушьи поляны, наблюдая за тем, как все больше и больше отдаляются от городской суеты. Они гнали лошадей, пока те совсем не устали.

– Отдыхай, малыш, – прошептала она Канун.

Вновь постигшая их минута молчания стала не более, чем привычной. О, несомненно, им было, о чем поговорить, но они старались точно изысканно подбирать слова для текущего диалога, чтобы ни дай бог, проиграть это состязание умов.

– Вы соединили в себе завидшнейшие дары земного существования, но не смогли обуздать излишнюю браваду, ума не приложу, как так вышло?

– Не все хотят сотню лет быть классическим образцом абсолютизма, – ответила она.

– К вашему счастью, времена меняются, но готовы ли Вы их принять?

– Боюсь, никто меня спрашивать не станет.

– Как и Le Bien Aimé^>1>2, но его сторону Вы почему-то настойчиво пытаетесь осквернить, – ответил Герцог.

– Прошлое нам известно, а на будущее есть надежда.

– Так откуда же Вам знать, что реформация изменит жизнь к лучшему? Не глупо ли надеяться на будущее, которого еще нет, только потому что прошлое вас не устраивает?

– Я не надеюсь на справедливые намерения дворян, у каждого есть своя выгода, и если нам повезет, то народу Франции достанется большая часть точек соприкосновения.

– Dum spiro spero!^>13 – не задумываясь, Герцог обронил эту фразу и знал, что в этот раз он уйдет победителем.

Как только кони отдохнули, они ступили в путь. Обратно они проехали почти половину пути аллюром. Кони двигались уверенно, но в воздухе царила напряжённость, не поддающаяся объяснению. Они уже не так яро обсуждали политические дела страны, вероятно, прошлый диалог их обоих слегка выбил из колеи, и было бы весьма странным после такого столкновения вести непринужденные светские беседы. Каждый из них, погружённый в свои мысли, краем уха прислушивался к тихому ропоту трав, как будто природа сама укрывала их от жестокой реальности.