Их теперь не вернуть, да и вспомнит ли кто.
Но останутся чьи-то навек имена:
Тех, кто жил для других, тот взрастил семена.

«Осколки дня – разбитое стекло…»

Осколки дня – разбитое стекло
И на руках времён сотрутся раны.
Уходит день мой призраком в туманы
И время его явно истекло.
Застыло солнце, словно для броска
И тучи облака макают в лужи.
Земля дрожит, и в ожиданьи стужи,
Темна, как ночь, печаль – моя тоска.
Но где-то пробиваюсь я лучом.
Закатным яблоком разбрызгивает небо.
И это пламя от ржаного хлеба
Катается и мажет сургучом.
В тени ночи, надрывны песни птиц:
Они всю ночь благое небо славят,
И, вроде бы, в том даже не лукавят,
Взрывая параллели у зарниц.
Я в крепкий чай замешиваю грёзы,
Тумана добавляю, молоком,
И разбивая небо молотком,
Смотрю, как сыплются потом оттуда звёзды.

«Дождь бежит по осенней листве…»

Дождь бежит по осенней листве,
В желто-красных цепляясь ветвях.
Я спешу, но, вдруг, кажется мне,
Чей-то призрак укрыт в тополях.
Этот ветер – приглушенный стон
Из земли словно тихо зовёт.
И, на листьях играющий звон,
Чем-то вечным в лесу отдаёт.
Чьи-то тени мелькают в бору
И кривятся в усмешке стволы.
Тучи словно дрожат на ветру,
Словно прячась за скаты скалы.
Манит ветер в болотную топь,
Где осенний чарующий лес.
Бьют дубы барабанную дробь
И луна в лес добавит чудес.
У пруда заскользит под водой,
Хвост русалки под девичий смех.
И вернётся под утро седой
Всяк любитель житейских утех.
И цепляются ветви к рукам…
Призрак тянет в зелёную сеть.
В чащу к острым он гонит клыкам,
Где позволит, забыв, умереть.

Странный брат

Прощай, Пелевин, странный брат!
Твой разум лабиринтами исчерчен.
И от того уже ты будешь вечен,
Как разумом терзаемый Сократ.
Писал легко ты, путая следы,
Играл с читателем ты, словно кошка с мышью,
Наш разум приводя порой к затишью,
И разбивая вдребезги мечты.
Мы любовались этой красотой,
И наслаждаясь каждым поворотом,
Я наблюдал за словооборотом
И за божественной актерской немотой.
Я узнавал себя в твоих героях,
И много странных дней потом подряд,
Смотря, как буквы алые горят,
Я оставался в книг твоих покоях.
Но с каждым разом были всё скучней
Твоих рассказов призрачные сказки,
В них не было интриги и той ласки,
Что увела меня от мрачных дней.
Теперь уже, возможно, я другой,
И я тебе, писатель, благодарен
За то, что мир твой был хоть и коварен,
Но был всегда рассветномолодой.

«Чего мы ждём? В небытие…»

Чего мы ждём? В небытие…
Один лишь шаг и дальше пустота?
Откроем тихо райские врата,
Идя по выжженной судьбою колее?
Вся жизнь лишь шаг куда-то вдаль,
Где время нам отсчитывает такт.
Наивный и посредственный чудак
Хотел взглянуть под вечности вуаль.
А там темно и холода хрусталь,
Не различить там не черты, ни зги.
Расплавились от пламени мозги,
Схватив небес вселенскую печаль.
Он в пустоте желал увидеть свет.
Но кажется ему, проходит вечность.
Он попадает в круга бесконечность
В которой нет конца, но и начала нет.

Гоголь-моголь

Пусть не пахну я цветами,
Не красив, как ворох роз,
Но не так уж плох местами,
А особенно мой нос.
Говорят, когда-то Гоголь
Одержим был темой той,
Я смотрю на гоголь-моголь…
Человек он не простой.
Говорят, он мог из пальца
Ловко высосать сюжет.
Расписать в полтома зайца,
Даже если зайца нет.
Уважаю… Мастер слова!!!
Здесь теперь таких уж нет.
Мне понятен до полслова
Мертвых душ лихой сюжет.
Хоть сто лет прошло и больше
«Мертвых душ» хоть через край.
Только кризисы всё дольше,
Как ты тут не управляй.
Гоголь был забавный малый
Жаль сгорели те тома…
Может был в тот день усталый,
Знал, что ждёт его тюрьма.
И какое огорчение: знал
Он маленький секрет,
А теперь, вот, ощущение,
От козлов спасенья нет.
Все читали мы про души,