– Почему не на уроке?

– Выгнали.

– А за что?

– За шум.

– Пойдем.

Он открыл дверь в класс, строго посмотрел на учительницу и сказал мне:

– Иди, садись на свое место.

Я сел. У меня не было ни обиды, ни досады. Я смотрел на учительницу, лицо которой было сплошь покрыто пигментными пятнами, и я знал, что с математикой у меня не сложится. Не от того, что учителя плохие попадались – нет! Просто я точно знал: математика мне в жизни не понадобится. С точки зрения школы, это знание могло быть существенным тормозом в моей правильной реализации, но, что более существенно, это знание спасло меня от ненужной мне способности мыслить логически. Позже, эта свобода от логики стала очень важным для меня видом свободы!

С идентификацией у меня была проблема. Проблема возникла после того, как я вышел за незримую границу своей семьи. Мои родители были настолько сильны, что у них даже мысли не возникало о том, что у меня могут быть какие-то сложности, что я не смогу что-то самостоятельно решить. По сути, специального воспитания, связанного с разбором каких-то ситуаций у меня не было. Ни нотаций, ни рекомендаций. Решай проблемы по мере поступления, и при этом полагайся на свои силы. Наверное именно это и была самая главная установка, которая потом неоднократно помогала мне в жизни. У меня возникло твердое убеждение в том, что я сам, только сам найду ответы на свои вопросы, просто нужно ждать подходящего момента в жизни. Иногда мне казалось, что такая привычка существенно снижает мои способности к адаптации и подстройке к системе, но события, происходящие позже на основе принятого мной решения, говорили, что все правильно. Надейся на себя, и не иди на поводу у большинства. Я очень рано понял, что большинство чаще всего не право.

Сложно признать факт своей индивидуальности, когда все вокруг говорят о том, что мы едины, мы вместе, мы коллектив, у нас общая ответственность, мы одинаковые, должны носить одну и ту же одежду, делать то, что делают все, ходить строем, любить и петь одни и те же песни. Я и сейчас знаю, что ничего никому не должен, кроме своих родителей и детей, а тогда слово «должен» просто загоняло меня в тупик и тоску. Да, это очень удобно, когда есть единообразие, когда мысли и желания одинаковы. Когда не надо подбирать слова, и быть в постоянном поиске баланса. Когда не надо подстраиваться под каких-то странных людей, имеющих свой взгляд на жизнь. Проще всех сделать большинством, придумать систему ценностей для этого большинства, поощрять тех, кто смог максимально встроиться в систему, и назвать эту саму способность встраивания – ценностью. Мне повезло, мне очень повезло: мой протест против единообразия – детский и совершенно наивный – был воспринят мамой и папой как объективный. Просто он не рассматривался как протест. Их даже порадовало принятое мной решение. Решение, ставшее одним из главных в моей жизни!

Меня, как и большинство детей в моем маленьком городе, определили в детский сад. Я пошел в детский сад станкостроительного завода, на котором в то время работала мама. Мама отвела меня в сад и сказала, что там будет весело. Будет много детей и вообще – дети ходят в детский сад, а взрослые ходят на работу. Я пошел без капризов, любопытство было сильным, и мне хотелось взглянуть, что же это такое – детский сад.

Уют детского сада был каким-то казенным, но не смущал меня, как не смущал запах хлорки и еще чего-то кислого. В первый же день в детском саду я понял, что это место не для меня: мне крайне не понравилось то, что надо спать днем. Зачем мне спать днем? Светит солнце, на улице тепло, а я почему-то должен спать. Спать надо ночью, когда свет от солнца не мешает! К тому моменту мне было 4 года, и меня уже год как не укладывали спать днем, это я помню точно! Решение сбежать из детского сада пришло ко мне на четвертый день. Я не до конца уверен, что это было результатом недоработки взрослых. Скорее всего, при любом воспитателе я бы принял это решение, и в тот период моей жизни все случилось именно так.