В число достопримечательностей так же входила Горка. Я нарочно написал это слово с прописной буквы, и вот почему.

Это был холм, высотой равнявшийся приблизительно третьему этажу тех же хрущевских домов, которыми он был окружен. Изначально его здесь не было и предание гласит, что Горка появилась из-за того, что в это место, задолго до строительства жилого квартала, свозили землю и мусор с какой-то стройки. Ходили слухи, что Горка, мол, радиоактивная. Слухи не подтвердились и те сплетни, что можно найти в Сети сегодня, ничего общего с действительностью не имеют. По площади Горка приблизительно равнялась двум футбольным полям и с одной стороны поросла кустами и деревьями. Вершина ее была ничем не засажена, мало того, на ней имелась площадка, усыпанная щебнем, где были установлены по кругу 15 флагштоков, каждый из которых имел в качестве фундамента бетонное основание. В праздничные дни на флагштоках развивались 15 флагов Советских республик и в центре, разумеется, государственный флаг СССР, красный, с серпом, молотом и звездой. На эту Горку непременно приходили по вечерам местные жители смотреть праздничный салют. Пусковые установки располагались в разных частях Москвы, поэтому с Горки было видно три вздымавшихся в небо разноцветных фонтанов огня. Каждый залп сопровождался многоголосым криком «ура». Особенно радовались, конечно, мы, дети. Когда я стал постарше, флагштоки убрали, остались лишь бетонные основания. Но Горка оставалась местом притяжения не только в праздники. Зимой она была средоточием зимних забав: с нее катались на лыжах, санках и ледянках. Из-за того, что Горка была с одной стороны крута, а с других полога, можно было выбрать для себя трассу по силам.

Горка даже была запечатлена в киножурнале «Ералаш». Помните эпизод с близнецами-тройняшками, где двое сбивают на санках прохожего старшеклассника и он допытывается у них, не двойняшки ли они? Потом приходит третий брат и объясняет, что они не двойняшки, а тройняшки, а он «пи́сать ходил». Эпизод называется «Близнецы».

В постсоветское время Горку сравняли с землей, затем вырыли глубокий котлован и теперь на ее месте стоят многоэтажные жилые здания.

Что же я помню из раннего детства? Очень немногое. Но все же.

Помню мамину грудь, припав к которой, насыщаюсь молоком. Сейчас это воспоминание померкло, но лет до 25 я помнил это отчетливо, и это при том, что от груди меня отняли вовсе не поздно, примерно как всех детей.

Помню, как отец купает меня в ванной. Надо мной далекий потолок и корыто, висящее на стене. Потом отец куда-то исчезает и потолок становится еще дальше, потому что я ушел под воду. С открытыми глазами. И со мной ничего не случилось, я даже не хлебнул воды. Уже гораздо позднее отец подтвердил факт, что однажды отвлекся во время моего купания и я погрузился на дно ванной.

Помню, как трудно мне было просыпаться, чтобы меня отвели в детский сад. И еще помню, как расплывались утренние фонари на улице по дороге – я плакал.

Помню, когда мы с мамой ходили в универсальный магазин за продуктами, который находился на бульваре, меня сажали прямо в специальную тележку магазина: там были откидные стульчики для детей. Как и сейчас, кстати. Универсам был большой, там же было и множество касс, и над каждой на высокой подставке имелся белый куб с номером.

Помню, как в двух шагах от детского сада качаюсь на качелях во дворе и на крыше такой же пятиэтажной хрущебы, как и наша, прыгают вентиляционные короба, похожие на гигантские грибы.

В детском саду я терпеть не мог манную кашу, потому что на ней застывала невкусная пенка, а еще были комки, а так же овсяную кашу, потому что в ней постоянно попадались несъедобные объекты, которые мне напоминали чьи-то отстриженные ногти. По части еды я вообще был очень капризным ребенком. Хорошо помню, как меня и моих же родителей критиковали друзья отца, когда они собирались вместе. Они пренебрежительно шутили в мой адрес, и мне это было обидно.