– Ривальд, что ты тут делаешь? – Она опустила меч – Лучше не подкрадывайся, у меня сейчас руки дёргаются. – Как давно она не видела его, он совсем не изменился, всё тот же охотник, в броне, но на этот раз без шлема. Ей захотелось, даже бросится, ему на шею, обнять, но настроение было хуже некуда, и она удержалась.

– Рад тебя видеть, Арт. – Он слабо улыбнулся – Прошло уже три года, планета почти полностью оклемалась.

– Три года, серьёзно? – Артрэя положила меч, накинула мантию сверху на купальник, потом убрала меч в ножны и выпрямилась. Её глаза, как всегда, смотрели открыто. Не осведомлённый человек ни за что не подумал бы, что в ярости Артрэя превращается в исчадие ада, да и не только в ярости, а просто, когда ей захочется. – Ты всё думаешь о планете, а как на счёт самого себя?

– Не жалуюсь. – Коротко ответил он, мельком оглядывая остальную её одежду, оставшуюся на песке. Они, не сговариваясь, повернули в сторону тёмно-серого, вулканического пляжа, что маячил вдалеке. – По правде сказать, я пришёл сюда за тобой. Ты уже потеряла счёт времени Артрэя, живёшь на берегу, плаваешь, как рыба…

– Может, хочешь сказать, что скоро у меня вырастет хвостик, и я больше никогда не всплыву на поверхность? – Прервала она него, резко поворачиваясь лицом, охотник тоже повернулся, его взгляд был спокоен, он не хотел кричать или ссорится, но и глаза тоже не отвёл. – Почему вечно все волнуются за меня, все вокруг? То Рэндельфу не нравилось, что я ем сахар, теперь тебе, Ривальд, не нравиться то, что я много плаваю! Или вы думаете, что я сама не смогу решить, что мне лучше делать?!!! – При последних словах её голос исказился, превратился в разрывающий уши вой, а голова на несколько секунд задымилась. Рука охотника рванулась к невидимой кобуре, он силой остановил её. – Да, давай, пальни, пару раз, может, тогда я тебя послушаюсь, сяду в твою тачку и уеду отсюда навсегда! – И откуда в ней столько агрессии, столько злобы? Она не узнавала себя, но сейчас, все эмоции почему-то слились в один мощнейший поток ярости.

– Это всего лишь рефлекс, Арт, ты это знаешь. – Говоря это, охотник почти физически ощущал её ярость, она не была направлена на него, а скорее вовсюда, словно желание сжечь всё вокруг, уничтожить этот ужасно несправедливый мир. – Ты сама решаешь, что делать, я просто забыл тебе передать слова Астрия. Он сказал, что этот газ сделает вас невосприимчивыми даже к старению после того, как мутация перестанет существовать. А ещё про то, что Рэндельфу суждено пролежать в воде пятьдесят лет. – Она посмотрела на него ещё раз, остановилась, Ривальд тоже перестал шагать по песку. Тогда, три года назад, она убежала, не дав ему договорить, сейчас же жалела об этом.

– Пятьдесят лет. – Произнесла она тихо, а затем ярость вновь взяла верх, но кричать она больше не стала, лишь зло прошептала – Надеюсь, ему было больно, Ривальд. Когда ты его взорвал.

– Не уверен, что такие, как он, знают, что такое, больно. – Охотник помрачнел – Это худшее, что могло получится, адова смесь человека и пришельца, ставящая над нами свои грязные опыты. Он сказал, что вернётся, сказал, что его сознание записано на, что-то вроде флэшки, или карты памяти. – Ривальд замолчал, посмотрел на Артрэю, из её глаз капали слёзы, она плакала, но совсем беззвучно. Слёзы не были обычными, они кипели, а попадая на песок, тут же испарялись.

– Прощай охотник, больше ты меня не увидишь. – Ривальд остался один на пляже, маленькие волны еле цепляли его боевые сапоги, а луна всё так же смотрела своим одиноким глазом.

– Прощай, Артрэя Фард, но не торопись говорить про нашу встречу, возможно, мы ещё увидимся. – Кому это сказал Ривальд, он и сам не знал, просто произнёс. Ему казалось, если промолчать, то последнее слово останется не за ним или мутанткой, а за Астрием, который был виновен в том, что Рендельфа нет с ними. Постояв ещё некоторое время на песчаном пляже, Ривальд вынул из кобуры пистолет, несколько раз крутанул его, словно ковбой, снова закинул в кобуру, и, не спеша, направился к своему автомобилю, припаркованному неподалёку. Подумать только, три года, а он всё ещё катается по миру, словно отшельник, у которого нет дома. Может пора, наконец, остановиться?