Но вот не отключили телефоны… Ване и не страшно, потому что ему с работы вечером не звонят. А мне могут. И вот она звонит, нервничает.

– Нет, не сплю. Что-то случилось? Я знаю про мужа Тамары Алексеевны.

– Знаете. Хорошо, что знаете, но я не об этом хотела поговорить. Не о муже Тамары Алексеевны.

– А о чём? Кстати, говорят, что 10 «А» хочет как-то помочь, решает…

– Там мамочка-активистка из родительского комитета всё устроит. Но, повторяю, не об этом хотела говорить.

– Да, сейчас. Извините.

Закрываю трубку рукой, наклоняюсь к Ване.

– Извини, пожалуйста. Это по работе.

Он кивает, ставит фильм на паузу, а только титры пошли. Если разговор затянется, точно ничего не посмотрим. «Изабелла» пахнет остро и резко, раздавленными ягодами, гнилью, тёплой сладкой слизью. Впервые почувствовала этот запах в детстве, на море – возле санатория рос виноград, одичавший, ничейный, но крупный, дозревший. Хотела сорвать несколько виноградинок – не смотрел никто, да и можно, раз ничейный, а пахло сладко, приторно. Попробовала – и пахну́ло белой плесенью, влажной сладостью, вкусом пластикового стаканчиком из-под йогурта, что на жаре долго стоял и да ничего с ним не случилось, там же химия одна, не выдумывай, только всё равно пробовала ложечку и тихонько выливала в унитаз, а пустой стаканчик выкидывала в мусорное ведро. Но даже после ложечки казалось, что внутри всё в испорченном скисшем молоке, в котором из-за клубничного вкуса не замечаешь гнилостного вначале, а потом он приходит отчётливее и омерзительнее.

Потому с тех пор любое вино пахнет той плесенью, но мне нравится этот запах – какие мы хорошие были, гуляли втроём по маленькому городу у моря, такому маленькому, что даже название не вспоминается.

Потом ездила, узнавала. Выходила ночью из отеля, искала виноградные лозы, искала запах.

Плотный и тяжёлый, как гроздья самой ночи.

Скоро и наша ночь запахнет раздавленными ягодами.

Иду на кухню, чтобы Ване не мешать.

И чтобы слушал – не хочу.

– Да, Фаина Георгиевна, да. Могу говорить. Что случилось?

– Даже и не знаю, как вам сказать. Тебе. Это ничего, что я на «ты»? У меня дочка тебя старше.

Ничего.

Хотя не нравится. Ничего. Я потерплю, потерплю, не сделается ничего, не приключится. Если и вправду дочь старше – кто может запретить? Но я-то к ней всегда на «вы» буду, иного и не предполагается.

– Давно хотела сказать, чтобы ты держала, ну, дистанцию с учениками.

– Сейчас в «Zoom», кажется, дистанция вполне достаточная, разве нет?

– Подожди. Я тебе не ради шутки позвонила. Дело серьёзное.

– А вы смотрели «Доживём до понедельника»?

– Смотрела. Ты тогда, наверное, ещё в школе не училась, когда смотрела. Но там про другое. Соня, если смеяться – то лучше поговорить в другой раз. И тогда уже более официально, в присутствии директора. Создадим конференцию и поговорим. Этого хочешь?

– Нет, Фаина Георгиевна, не хочу. Слушаю.

– Это я тебя слушаю. Почему опаздываешь на уроки?

– Меня только за двадцать минут предупредили, что литература у них первым. Я же не знала. Вообще хорошо, что проснулась и телефон включила.

– Вообще-то вы обязаны быть на работе с 8:30 вне зависимости от того, есть у вас первый урок или нет. Много раз говорила. Это время отдыха детей, не ваше. Это понятно?

(На «вы» снова – что это значит?)

– Понятно.

В комнате пахнет «Изабеллой».

И здесь ощущаю.

– Хорошо. Опаздываете – ладно, тем более что положение особое, непредвиденное. Допустим, вам и впрямь было сложно адаптироваться, вы же новый человек здесь. Но скажите, что это за ситуация с Ильёй? Почему мне звонит в ужасе мама Яны, говорит, что на уроке совсем нет порядка, что дети отключаются прямо посреди урока, что учительница не может наладить дисциплину? И это в «Zoom» – что же на настоящем уроке будет? Они у вас на уши встанут? И это десятый класс, адекватный. Как мы вам восьмой дадим, когда они…