>сев, правда. тут человек умер, чего ты цепляешься. жалко тамару алексеевну

>жалко

>ребят, я вот что подумала. получается, что она тоже заразилась? она ведь с мужем в одной квартире жила, это легко

>да ну

>с чего бы

>хотя. вообще получается, что такое может быть. и что теперь делать? она ведь тоже немолодая.

>Ребята, ребята! Я ведь не для того написала, чтобы вы испугались и обсуждали, кто и чем заразится. Человек умер, понимаете? Близкий человек вашей учительницы, замечательной Тамары Алексеевны.

>Мы понимаем

>Мы не боимся

>А я боюсь

>ладно, Алён. мы уже поняли, что ты всего боишься. можно и перестать бояться для разнообразия.

>Всеволод, хватит тебе, это вы точно можете без нас обсудить, как я думаю. Давайте решать, что мы можем сделать в такой ситуации, как помочь Тамаре Алексеевне.

>а что тут решать. нужно скинуться, на похороны помочь и вообще.

>спасибо, Сев.

>так что, по сколько скидываемся? думаю, по 1к будет норм

>а не много, Сев? Может, у кого-то нет такой возможности

>да ладно вам, есть у всех возможность. скажите только, куда деньги перевести

>Выберите ответственного, пусть каждый ему переведёт, а уж он потом Тамаре Алексеевне

>хорошо, так и сделаем. ребят, все ведь согласны?

>я согласен

>и я

>и я

Пишу последним:

>да, конечно

И сразу же высвечивается звонок. Всеволод.

– Да?

– Привет. Надо обсудить кое-что.

– Что ещё?

– Ты дома?

Молчу.

– Нет, но недалеко.

– Это хорошо. Слушай, мама Яны, конечно, хорошая женщина, организовала всё. Никто бы в жизни не допёр просто денег на похороны собрать.

– Ведь это ты сам и предложил.

– Предложил, потому что знаю. Не важно. Ты хоть понимаешь, что Тамару Алексеевну теперь тоже в больницу заберут, если уже не забрали?

– Почему?

– Ну подумай. За тебя думать не собираюсь.

И хотя прозвучало грубо, не разозлился. Так получилось, что Всеволоду многое можно говорить.

– Потому что муж заразился, а значит, и она? Ты ведь об этом писал?

– Писал, никто не понял только, что́ я имею в виду – типа что в чужой жизни копаюсь или как-то так. А я о том, что у неё ведь вроде, кроме этого самого мужика, который умер, и не было никого.

– Как не было? Она ж старая, наверняка и внуки есть.

– Нет никого, говорю. Один раз остался после уроков помочь шкаф разгрести – там тетрадки чуть ли не десятилетней давности лежали – и она сказала. Ни детей, ни внуков, никого. Ну есть там какая-то, но она вряд ли приедет.

– Ну и что это значит?

Немного похолодало, ускоряю шаг. Из дворов нужно выйти, подальше от ПЕРЕМЕН.

– Не знаю, что это значит. Слушай, ты мимо моего дома проходить не будешь? Давай к тебе спущусь. Задолбался по телефону, ещё и Алёнка целый день названивает.

– Буду. Спускайся.

Конечно, названивает ему Алёнка, ага. Видел я лицо её тогда, на русиче. Такая никому названивать не станет.

На самом деле далековато, но ускоряю шаг. Почему-то захотелось увидеть кого-то из класса, хотя вроде и достали уже, но за полтора месяца дистанционки изменились. Возле дома Севы останавливаюсь – не помню, какой подъезд, был один или два раза, не особо и общались. Но в последнее время начали.

Всеволод выходит – без куртки, в домашней одежде. Длинный, выше меня на голову, волосы убраны в хвост. Подходит. Хромает.

– Ну чего? – говорю. – Что-то важное? Не хочу тут торчать.

– А где хочешь торчать? Тут ментов не бывает, двор, тишина. Бабки целыми днями сидят, всем пофигу. Дети бегают.

– Ты с ними вместе сидишь, с бабками? Оно и видно.

Всеволод морщится.

– Слушай, я не для того тащился с больной ногой с четвёртого этажа, чтобы это слушать.

Смотрю вниз, но не видно.

– А что с ногой?

– Да не знаю, растяжение или подобная штука. На тренировке упал.