Австралопитек… Питек, питек, обезьяна, это что-то из теории эволюции, разбитые черепа таращат глазницы, Дарвин почесывает бороду, ученые до хрипоты спорят, к какому виду отнести только что найденные останки, это еще обезьяна, или уже человек…

– Из Австралии, – выдает Саюри.

Хочу согласиться, тут же спохватываюсь, маячит перед глазами картинка из учебника, расселение человека по планете, и все-все стрелочки расходятся из Африки…

– Почему… из Австралии?

– Ты дура, что ли, австрало-питек, из Австра-лии.

Вздрагиваю. Думаю, что ослышалась, как-то не принято у нас было оскорблять друг друга, уж на что спорили до хрипоты, до отчаяния, русским по белому тебе говорю, Торквемада и Грозный в одно время жили. Не знаю, что отвечать, когда вот так оскорбляют, этому нас компьютеры не учили, они нам не говорили – ты дура, что ли…

– Точно, из Австралии, – Витек кивает, – ну ты голова, Саюри, в жизни бы не догадался, Австрало-питек… обезьяна, то бишь… австралийская.

– Да нет же, они все из Африки, – говорю, меня никто не слышит. Вот это первый раз, когда я говорю, меня не слышат, парни буквально пожирают глазами девчонок, Витек смотрит на Саюрину юбку, вернее, на то, что под юбкой.

Кто-то из девчонок набирает на клавишах – Афстралия, кто-то поправляет, да ты вообще долбанутая, Ав-стралия пишется, пошла отсюда на хрен, дай я наберу…

Как-то быстро кончилась моя власть, да была ли она, – единственную девчонку среди парней, оберегали, слушались, соображали что-то на восьмое марта, в темноте вечера бледнея и краснея признавались в самом сокровенном…

Все уходят в открывшуюся дверь, Саюри хватает под руку Витька…

Австрало-питек…

Будто током шибает, Австралия, южная земля, австрало-питек, южная обезьяна, ни разу не из Австралии…

– Стойте!

Не слышат.

Исчезают.

Смотрю, как закрывается дверь…

Тишина. Короткие смешки за дверью, потом отчаянный визг, крики, от которых хочется плакать.

Набираю на клавишах – Австралия, сама не знаю, зачем.

Дверь открывается, за дверью уже все кончено, никого нет, электронно-вычислительные чистильщики смывают с пола свежую кровь, мечется в кровавых потоках кулончик с чьей-то шеи.

Отскакиваю от двери, как только не перешагнула порог…

Набираю на клавишах – Африка.

Дверь распахивается, меня встречает уютный диванчик, стол, сервированный на одного, вот сволочи, откуда они уже знают, что один человек живой остался?

Они.

Кто они?

Не знаю.

Потолок чуть вздрагивает. Хорошо знаю это вздрагивание, когда потолок начинает ме-едленно но верно опускаться.

Оглядываю двери, на одной какие-то интегралы, это Максик у нас знал, я в интегралах как свинья в апельсинах. На второй двери задача из области квантовой механики, еще хуже. Третья… к кому Пушкин обращался здравствуй племя молодое, незнакомое?

Это знаю.

Хорошо знаю. Варианты ответов – к подросткам, к соснам, к девушкам, к потомкам…

Лешка тогда ответил – к потомкам. Шагнул за дверь. Я шла за ним, еще успела отпрыгнуть, до сих пор помню лешкину кровь, брызнувшую мне в лицо.

Димулька ответил к подросткам, Димулька провалился в бездну, это я хорошо помню. И Эвелину помню, которая ответила – к девушкам. Аминь.

Потолок опускается все быстрее.

Отвечаю – к соснам.

Вхожу в комнату, уже нисколько не сомневаюсь, что сейчас мне отрубят голову.

– Пришла?

Вздрагиваю. Больших мужчин не видела никогда, ну как никогда, был у нас один раз взрослый мужичище, Антон, о нем никаких воспоминаний не осталось, только как он с пеной у рта доказывал в какой-то задаче, клиновидная это кость, клиновидная, потом набрал на клаве – клиновидная, шагнул за порог…

Больше его не видели.