В этот момент ко мне подошел начальник добровольной народной дружины. Это был директор стадиона комбината огнеупоров с запоминающейся фамилией Апсов. C этим молодящимся мужчиной лет 30—35 мы были немного знакомы. Бывает в жизни так, что с первой встречи испытываешь к человеку негативное отношение. Оно может отражаться во взгляде, пренебрежении, еще каких-то поступках. Так было и с Апсовым. Ему не нравилась наша с Володькой модная одежда, независимое поведение, в его глазах сквозило презрение к этим выскочкам из Ленинграда. Наконец у него появился повод проучить одного из нас.

Он подошел ко мне и потребовал поднять окурок. Немного поколебавшись, я выполнил его приказание. Удовлетворенный руководитель народной дружины усмехнулся и сказал окружающим ребятам что-то оскорбительное в мой адрес. Пропустить это я не смог, предложив ему пройти и побеседовать вдвоем с глазу на глаз. Я шел первым и не заметил, что Апсов подавал знаки своим дружинникам. На выходе меня подхватили милиционеры и бросили в дежурную машину, а через пять минут я оказался в отделении. Положение мое становилось серьезным, и я сделал попытку убежать из милиции. Выбрав момент, когда менты отвлеклись, я рванул к двери, но бдительный сержант успел сбить меня с ног. Я снова, как и два месяца назад, оказался в камере предварительного заключения.

Наутро, в понедельник 20 июня, все задержанные стояли перед майором Барулиным, а затем в сопровождении милиционера отправились в городской суд. Судья предложила мне выбор, штраф 50 рублей или 15 суток. Я, естественно, выбрал штраф. Идти на работу в училище никакого желания не было, я ругал себя последними словами, и мне было стыдно показаться перед преподавателями и директором. Ноги сами привели меня к зданию военкомата. Знакомый капитан встретил меня с улыбкой. Ничего не рассказывая ему, я попросил забрать меня в армию. Капитан без слов выписал повестку о призыве через неделю.

Моя судьба была решена.

Предъявив директору повестку, я попросил уволить меня как можно быстрее. Сергей Александрович не стал меня задерживать и через полчаса я уже ехал на автобусе в аэропорт города Боровичи, расположенный в районе Гверстянки. Отсюда летали самолеты АНТ-2 в аэропорт Смольное под Ленинградом. Вечером я уже был дома.

Оставшиеся до отправки в армию несколько дней я провел с мамой и сестренкой, гуляя по любимому городу и прощаясь с ним. В воскресенье из аэропорта Смольное вылетел в Боровичи. Мне нравилось летать на «кукурузниках “ и глядя в иллюминатор ощущать себя летчиком, который ведет свою машину на бреющем полете. C высоты около 200 метров, было интересно наблюдать беcкрайние леса, реки и озера Ленинградской и Новгородской областей. Захватывало дух от этой потрясающей картины.

Рано утром в понедельник автобус с призывниками мчался по Московскому шоссе к сборному пункту, расположенному под Ленинградом в городе Пушкине. А на следующий день эшелон с новобранцами отошел от городского вокзала в северном направлении. Помню только, что мне было абсолютно безразлично, куда мы едем, что со мной будет дальше происходить. Начинался новый период моей жизни.

P.S. Через некоторое время, я получил письмо от Володи, что экзаменационная комиссия, во главе с директором Новгородского управления кинофикации, осталась довольна уровнем подготовки наших учеников. Все они успешно сдали экзамен и получили удостоверения квалифицированных киномехаников.

Так получилось, что именно в день моего рождения 25 июня 1966 года, я был призван в ряды Советской Армии. В этот день от вокзала города Пушкина отошел эшелон с новобранцами в северном направлении. Несколько дней в дороге, по девять человек в купе и мы в Мурманске. Построенных в длинную колонну новобранцев повели в морской порт. Надо сказать, что часть призывников отсеялась в населенных пунктах Кандалакше, Мончегорске, Оленегорске, а нас посадили в Мурманске на пароход «Илья Репин». Это был один из последних рейсов легендарного двухпалубного судна, построенного на верфях Германии в 1927 году. Куда нас везут, сопровождающие офицеры не говорили. Ходили слухи, что плывем к Новой Земле.