– Что, совсем никто не путешествовал? Зачем тогда ваша эта мифология нужна?

– Ну, потенциально Баба-яга была стражем между мирами, изба ее всегда на краю леса стояла, метафорически, как раз на границе между миром тем и этим. Молодильные яблоки время вспять отматывали, но связано ли это с мифами, не уверен. Это если брать славянскую мифологию.

– А что-нибудь типа «уснул дома, проснулся вчера» было?

– В нашей нет.

– В нашей? В моей Адам и Ева по деревьям лазали, яблоки срывали. Яблоки!

– Ну в славянской, фух, – выдохнул глубоко – задела, по ходу, – В индийской мифологии такое было. Царь Мучукунда попросился поспать и проспал несколько веков, а потом раз – и в будущем проснулся, враги разбудили.

– А в прошлом? Летал кто-нибудь в прошлое?

– Марти Макфлай летал.

– А это какая мифология?

– Мифология Эмметта Брауна.

– Никогда не слышала.

– Демидова, блин! – подытожил он красноречивым «блин» мое киноневежество.

Да, «Назад в будущее» я посмотрю в две тысячи шестнадцатом году вместе с Даней. Именно такое же «блин, Демидова» скажет и он. Посмотрю и забуду.

– Короче, это не оттуда, – отряхнулась от своего киноневежества я.

– Ты сегодня странная, Маш.

Я бы вообще себе в тот день не доверяла. Странная Маша – это как-то мягко еще.

– Впрочем, как и всегда?

Не можешь оправдаться – шути. Так учил Кулагин.

– Впрочем, как и всегда, – подтвердил он.

У «Лимона», как и ожидалось, толпились люди – кто-то за кофе, кто-то за пивом. Небольшой ларек в восемь метров с гигантским фруктом на крыше обступили студенты и любители, что покрепче кефира. Чем ближе мы подходили к дверям, тем сильнее доносился запах кофе. Вкусного кофе, который спасал. Невкусный никогда не спасал. Май. Жара. Канун сессии. Кругом студенты. Кайф.

Кофе в «Лимоне» всегда был чуть горьковатым. До сих пор помню вкус его и градус. Это был первый курс, мы только поступили на журфак. И я была остро ориентированным молодым журналистом с четким представлением о том, что если начнется война, я уеду на войну, если будет митинг, я его возглавлю, если будет разбой, я его предотвращу. В общем, я была дотошным, занудным подростком. Желание всегда отстаивать свою точку зрения, искать справедливость и спешить на помощь было настолько гипертрофированным, что из него можно собирать инсталляции для музеев современного искусства. Тогда всё было с этим запахом справедливости.

И вот мне семнадцать, мы с группой идем пить пиво на Курган Бессмертия, это парк такой за «Лимоном». Прямо на лавках, прямо в центре города. Тогда это еще можно было. Я стою в очереди и вижу боковым зрением, что тот, кто стоял передо мной у кассы, осторожно, как бы незаметно просовывает руку к распахнутому кассовому аппарату, и пока продавец ищет ему что-то на прилавке, тащит из-под носа деньги.

Дальше ничего не помню. Помню только, что кофе, который был еще горяч и свеж, льется на руки этого горе-воришки. Крики, отборные очень смелые слова летели в меня, на меня бы он тоже налетел, но перехватили. В общем, он извинился перед кассиршей, а мне пришлось заплатить за чужой кофе, за ожоговую мазь этому парню и еще пивом угостить и провести профилактическую беседу. Собой я осталась довольна. Руки еще долго пахли колумбийскими мальчиками с полей.

– Может, по пиву? – предложил Фролов.

– Очень хочется, но нет.

– С тобой точно что-то не так.

– У тебя бывает так, что просыпаешься и не понимаешь, что происходит?

– Каждую субботу.

– М-м-м. И что ты с этим делаешь?

– Опохмеляюсь.

Бинго! Решение всех недугов найдено. Опохмел – и ты снова на своем месте. Но не тут-то было. Может быть, и стоило в тот момент бахнуть чего-то восьмипроцентного, но ладошки потели, а в голове мысли собирались на консилиум.