«Он наблюдает за мной. Так же, как я наблюдаю за ним».

Она должна быть естественной. Ее лучшая подруга однажды сказала, что она страдает от синдрома ЛСС – Лицо Спокойной Суки. И да, это было правдой, Дарби нечасто улыбалась. Не оттого, что была сукой или постоянно несчастной. Она стеснялась своей улыбки. Когда мускулы лица напрягались, над бровью становился виден, словно белый серп, длинный изогнутый шрам. Он появился, когда ей было десять.

Дарби ненавидела его.

ХРРРРР-ПЩЩЩЩЩ.

Раздался резкий звук рвущейся ткани, и Дарби подскочила на стуле.

Это радио позади нее с шипением и свистом вернулось к жизни за решеткой. Все посмотрели туда.

– Это…

– Ага. – Эд встал. – Экстренные фрики. Они вернулись.

Дарби знала, что «фрики» на армейском жаргоне означает «радиочастоты». Снова звук, булькающий неприятный шум, искаженный помехами. Похожий на телефонный звонок из-под воды.

Она не осознавала, что Грызун подкрадывается поближе, пока он не встал прямо за ее левым плечом, по-прежнему дыша через рот и соединясь с общей группой, оцепенело внимавшей древнему «Сони», изливающему на уши благодарных слушателей электронный шум со стойки.

Сквозь шипение помех она разобрала… да, это был… похожий на слабый шепот…

– Голос, – сказала Дарби. – Кто-то говорит.

– Я не слышу ничего.

– Подождите. – Эд потянулся через решетку и покрутил колесико громкости, подняв из внутренностей приемника небольшое облачко наэлектризованной пыли.

Похоже, это говорил автомат, неестественно, с нечеловеческими паузами:

«…В рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне перев-ла Впал-я Хребт-на сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстр-мальное вып-дение – садков. Седьм-я госуд-рственная дор-га закрыта для всего тр-нспорта между выездами сорок девять и шестьдесят восемь до ос-бого оповещения».

Эшли моргнул.

– Это же тот участок, где мы?..

Эд приподнял палец, громыхнув им о решетку.

– Т-ссс!

«Ав-рийные и дорожн-е бригады ож-даются со зн-чительной зад-ржкой на срок от ш-сти до восьми час-в из-за мн-гочисленных столкн-вений и с-льного сн-го-пада.

Всем автом-билистам р-комендуется не вы-зжать на д-роги и ост-ваться в закрытом п-мещении до ул-чшения п-годных условий».

Долгая пауза, шум помех. Тихий щелчок.

Все ждали.

«Национальная п-годная служба пред-преждает, что в рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне п-ревала Впал-я Хр-бтина сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстремальн-е вып-дение осадков…»

Сообщение начало повторяться, и все собравшиеся в комнате разом выдохнули. Эд уменьшил громкость и нахмурился.

В комнате воцарилось молчание.

Сэнди заговорила первой:

– От шести до восьми… часов?!

Ноги Дарби почти отказывались ее держать. Она привстала, подавшись вперед, когда слушала, и теперь шлепнулась назад на стул, как тряпичная кукла.

Остальная часть присутствующих в комнате усваивала эту информацию. Дарби попала в окружение одновременно журчащих голосов, сливающихся в поток бессмыслицы:

– Это правда?

– Шесть или восемь чуде-е-есных часов.

– Вся ночь практически.

– Лучше устроиться поудобнее.

Сэнди надула губы и закрыла свой кожаный чехол для планшета.

– Подытоживаю. Я уже на последнем уровне Супершариков. Эд, тебе интересна моя жизнь?

«На всю ночь». Дарби окаменела на дешевом стуле, вцепившись пальцами в колени.

Странное чувство тревоги окатило ее – тот сорт вялого ужаса, который, наверно, испытала ее мать, когда обнаружила первую опухоль у себя под мышкой.

Не паника, не борьба, не желание убежать, а просто маленький момент, после которого прежняя жизнь сворачивается, будто скисшее молоко.

«Это на всю ночь, пока снегоуборочные машины не будут здесь».