Микольку чуть столбняк не хватил от такой удачи, потому как все призывники на всех медкомиссиях только и говорили о прелестях Ларисы. А недавно вышедший на экраны фильм «Мимино» только усугубил обстановку и притягательность этой и вправду очень симпатичной и сексапильной дамы. Все мужское население прилегающих к больнице домов, всей Ялты и всего Советского Союза, только и твердило: «Ларису Ивановну хочу!» Так вот: все очень хотели Ларису Ивановну – санитарку, а та выбрала Микольку – соседа и друга детства Василины. Выбрала, надо сказать, не случайно. Ее страстно тянуло к мужчинам, вернее сказать, к близости с ними. Какая-то немыслимая тяга к ним была в каждой клеточке ее женского существа. Она и в медучилище пошла, чтобы больше узнать о них. Она хотела иметь их всех и разом, почувствовать их в себе, трепетать от их прикосновений, объятий, поцелуев и запаха. И когда она увидела на медкомиссии то, что Василина увидела через щелочку сарая, Лариса не смогла уже пройти мимо Микольки по коридору.

Этим же вечером они оказались в сарайчике в первый раз, а после стали появляться там ежедневно. Она проделывала там с Миколькой такое, что тот только всякий раз повизгивал как собачонка да стонал как раненый боец в кино. А Василина наблюдала за ними и слушала, затаив дыхание за стенкой.

– Первый раз в меня кончать не надо, а то ребеночек будет. Второй раз – можно, не страшно. И третий, и четвертый не страшно, а первый – давай на животик, – говорила страстным шепотом медсестра Лариса Ивановна. Должно быть и мамка Микольки, Глашка-хохлушка, слышала все это и видела в щелочку другой перегородки, но не препятствовала встречам: «В армию ведь скоро парню, пусть потешится». Но с тех пор, как муж ее Потап стал поглядывать на Лариску с каким-то нескрываемым удовольствием и интересом, Глашка-хохлушка подбоченилась однажды и заявила Ларисе Ивановне прямо в глаза: «А ну, проваливай отсюда, шалава дыховская, прошмандовка скипидарная! И чтобы я тебя здесь больше не видела!» И Лариса Ивановна вместе с Миколькой поменяли дислокацию, что значительно облегчило жизнь и Глашке-хохлушке, и Василине.

Лариса Ивановна увела Микольку к своей подруге Любке, которая жила на другом конце города со своей годовалой дочкой у глуповатой и глухой бабы Нюси, к которой они прежде с Любкой таскали мужиков в любое время дня и ночи, нисколько не стесняясь старушки. И там Микольке сильно понравилось – свободы больше, и Любка тоже ничего, приглянулась, а той – Миколька, от скуки и молодости. Почуяв неладное, Лариса Ивановна стала забирать его ранним утром в провожатые на работу в больницу, а оттуда отправляла домой отоспаться, наказав: «Чтобы вечером встречал». Но Миколька, заскочив домой только минут на десять позавтракать, мчался на другой конец Ялты в такой же деревянный домишко к поджидающей его Любке. Так он, бедный, и разрывался, бегая, запыхавшись, с одного конца города на другой и обратно, пока Лариса Ивановна не застукала их с Любкой и не прогнала Микольку из ревности. Да и надоел он им обеим: «Поиграли и харе, миленок-коленок. Дуй в армию», – сказала Лариса Ивановна, выставив того на улицу и закрыв за ним дверь. Миколька приплелся домой усталый и расстроенный, постирал в тазике у колонки свою белую рубаху, трусы и носки, вывесил их во дворе на веревке и завалился спать в сарае. Спал он как богатырь – три дня и три ночи, с перерывами на завтрак, обед и ужин, которыми его потчевала мамка Глашка-хохлушка.

– Измаялся-то как парень от любви, – вздыхала она, убирая посуду со стола. – Ну да в армию скоро – отдохнет.