– Так точно…

– Вернемся – получишь три наряда вне очереди. Лично прослежу!

***

Утро было хмурым. Позвякивая амуницией, матерясь вполголоса, раздирая рты в немилосердной зевоте, бойцы, не выспавшиеся на своих жестких «постелях», копошились, стараясь прийти в себя. Хуже всех, наверное, было Князеву: часа за два до подъема Федотов его заменил его на посту другим бойцом, сжалившись над проштрафившимся новичком, и тот сразу провалился в сон, но что такое два часа после бесконечного и тяжелого дня?

И видения были тревожными: какая-то комната, какой-то плачущий ребенок, огромные грубые солдаты, переворачивающие все вверх дном… Почему-то во сне Игорю было очень страшно. Очень.

Не выспался он вообще.

– Ничего, – смеялся над ним сержант Байкальцев, с которым Князев сдружился вчера. – Оклемаешься. Ночью спать надо, а не красотами любоваться. Зато сейчас тебе Цербер прохлаждаться не даст.

Цербером бойцы звали своего командира – за редкие душевные качества.

– Выдвигаемся через пятнадцать минут, – объявил капитан бойцам. – Порядок движения прежний. Бдительность удвоить – мы вступаем на чужую территорию. Оружие применять без команды, сразу на поражение. Все движущееся считать целью.

Вводная заняла как раз те самые пятнадцать минут.

– Хоть бы чайку вскипятить, – ворчал Байкальцев, придирчиво выбирая себе из груды мачете, словно они сильно отличались друг от друга – заточенные тяжеленные железяки, уже тронутые свежей ржавчиной и кое-где поеденные ядовитыми соками. – На одном сухпае далеко не утопаешь…

– Разговорчики! – Федотов слышал все. – Чаи будем дома гонять. Когда вернемся.

Да и не из чего было развести огонь: вряд ли загорелась бы сочная растительность, окружающая павильон, а сухостоя, годного на дрова, тут, похоже, не было вообще.

Позевывая, тройки поочередно выбирались наружу и одна за другой пропадали в сыром, плотном, как вата тумане, пахнущем цветами и падалью. Откуда-то спереди уже доносился сочный хруст и треск – начиналась вырубка новой просеки.

Наконец, под крышей остались лишь трое: Игорь, Байкальцев и еще один боец – ровесник Князева, может быть, даже моложе – тощий прыщавый паренек, весь какой-то белобрысый, бесцветный, будто худосочный подземный гриб.

– Выдвигаемся, – сказал Байкальцев.

Он привычно перехватил пулемет поудобнее и шагнул наружу.

Что такое?!

Игорь не успел понять, что произошло: что-то белесое и бесформенное, будто сгусток тумана, сшибло сержанта с ног и, не останавливаясь, увлекло под насыпь, в зеленоватую мглу зарослей. Все это произошло мгновенно и бесшумно, лишь хрустнули внизу сочные стебли да пару раз негромко стукнул о щебень пулемет, который боец так и не выпустил из рук. Старшина оглянулся, но напарник его, зажмурившись, прижался спиной к стене и беззвучно шевелил бледными губами, словно молился. Автомат ходуном ходил у него в руках. Игорь понял, что с этой стороны помощи ему не дождаться.

Не говоря ни слова, он выскочил наружу и с одной мыслью – не переломать ног – ринулся вниз, очертя голову. Где-то позади запоздало рванула воздух короткая очередь: видимо прыщавый все-таки пришел в себя и подал сигнал ушедшим вперед. Хоть это хорошо!

Приземлился он неудачно – ткнул стволом в землю и пребольно ушиб обо что-то лодыжку. Но, вскочив на ноги понял – все цело. Болело хотя и сильно, но не смертельно.

«Вперед! Вперед! – командовал он самому себе, продираясь вперед, в ту сторону, откуда слышался удаляющийся хруст. – Не отставай!..»

Двигаться было трудно – слишком густыми тут были заросли, слишком упругой гигантская трава-тростник и чересчур рыхлой – почва под ногами. Порой ему казалось, что он стоит на месте, бессильно перебирая ногами, как бывает во сне. Но треск впереди слышался все отчетливее. Неведомое существо, утащившее Байкальцева, похоже, сбавляло темп. Потому ли, что устало? Или собиралось остановиться, чтобы заглотить добычу?