Плейшнер очень мало что понял сразу из бормотания Моисея Лазаревича, но знал – когда «главбух» начинает вот так вот бормотать с резко усиливающимся еврейским акцентом, значит, на старика снисходит что-то типа вдохновения, значит, он мусолит в мозгах какую-то очередную красивую напарку – и тут главное Гутману не мешать, мысль не перебить… Моисей, даром что старый, а жучара еще тот – молодым три форы даст, но на фуках свое возьмет… Поэт, можно сказать, своего дела…
Когда же до Некрасова дошло наконец, какие большие деньги можно попытаться с помощью мозгов Лазаревича и его, Плейшнера, «братков» вчистую стырить – у него даже голова кругом пошла… Нет, вовремя эта шкурка Милка Медалистка прогнулась, недаром, видать, ее воспитывал.
Дело в том, что на следующий день Скрипника выдергивал к себе Антибиотик – как подозревал Плейшнер, для серьезного разговора об увеличении доходов с «грядки» в порту. И в этой ситуации наводка Медалистки на «левые» контейнеры с водярой была как нельзя более кстати – будет чем Палычу ответить, когда он опять начнет понты гонять и жизни учить…
Насчет разговора с Антибиотиком в его загородной резиденции Плейшнер не ошибся, толковище протекало в заранее предугаданном Скрипником русле…
Странное дело – Плейшнер постоянно ловил себя на мысли, что он в присутствии Палыча становится как бы глупее, чем был на самом деле, словно Антибиотик давил на него чем-то или гипнотизировал… И если с другими людьми Некрасов еще мог как-то «держать фасон», то с Виктором Палычем будто вновь превращался в одичалого беглого блатаря, которому повезло из-под «вышивки» дуриком выскочить.
Антибиотик принял Плейшнера в кабинете, сидя за огромным письменным столом в халате и с неизменным бокалом «Хванчкары» в левой руке. Старик предложил вина и Скрипнику, тот с готовностью хлобыстнул фужер залпом, но от дурной реплики все же не удержался:
– Хорошее у вас вино, Виктор Палыч, а все-таки по мне – водяра лучше, она организм согревает.
Антибиотик фыркнул брюзгливо:
– Водка старит – это наукой доказано… А вино – жизнь продлевает. Вон, итальяшек с французами возьми – посасывают себе красненькое и до ста лет живут, не жужжат. А это вино – особое, его сам Сталин любил, небось плохое было бы – не пил…
– Так я ж не спорю, – виновато дернул плечами Плейшнер. – Просто водяра как-то привычнее.
– А привычки старые нужно в угол отбрасывать, – назидательно сказал Виктор Палыч, воздев вверх указательный палец. – Ты, Мишутка, иногда – прямо словно вчера из лагеря… Сколько лет-то уже прошло, пора бы и обкататься, не в деревне, чай, живем… Мне вот некоторые пытались как-то предъявить, что я от понятий старых отказывался… И того понять не могли, что не я от понятий отходил – жизнь вперед пошла. Не мы меняем правила – жизнь их меняет… Раньше можно было жизнь прожигать без жалости, а теперь работы столько, что хорошее здоровье требуется, чтобы со всеми делами управиться-то… Глупо вафельником щелкать, ежели в такую пору жить выпало, когда год работы может потом лет десять кормить. Не все это понимают… А я тебе скажу – такого времени, как сейчас в России, никогда больше не будет… Да… Вот только мозгами шурупить надо по-новому… Я тебя сюда чего позвал – не то чтобы предъявить тебе хочу, но жду от тебя большего, пора, Мишутка, пора… Спору нет, ты кореш надежный и блудни не мутишь, вроде и коллектив свой в руках держишь, а все-таки не хочешь до конца с дремучестью своей распрощаться… Помнишь, фильм был такой, где один фраерок дельную мысль сказал: «Можно мелочь по карманам тырить, а можно и «лимон» сразу взять»?