Дабы наши мысли просуществовали как можно дольше, анатомы и механики разрабатывают замену нашим мозговым редукционным клапанам, которая сможет постепенно повышать давление воздуха в мозгу, чтобы оно немного превосходило атмосферное давление. Будучи установленными, эти клапаны позволят нам мыслить с неизменной скоростью, несмотря на растущую плотность окружающего воздуха. Но это не означает, что жизнь останется прежней. В конце концов разница давлений упадет настолько, что наши конечности ослабнут, а движения станут вялыми. Тогда мы можем попытаться замедлить наши мысли, чтобы физическое оцепенение не казалось таким заметным, однако это приведет к кажущемуся ускорению внешних процессов. Маятники часов будут отчаянно трепетать, тиканье превратится в стрекот; падающие предметы будут нестись к земле, словно подстегиваемые пружинами; провода будут пульсировать, как хлысты.

В какой-то момент наши конечности совсем перестанут двигаться. Не уверен, в какой последовательности будут развиваться события в самом конце, однако в моем сценарии мы продолжим мыслить, то есть останемся в сознании, но застывшими, неподвижными, как статуи. Быть может, мы еще некоторое время сможем говорить, поскольку наши гортани работают при меньшей разнице давлений, чем конечности; но, лишившись возможности посетить заправочную станцию, с каждым словом мы будем истощать запас воздуха, оставшегося для мыслей, и приближать момент, когда мыслительная деятельность прекратится полностью. Что предпочтительней – молчать, дабы продлить способность думать, или говорить до самого конца? Я не знаю.

Быть может, некоторые из нас, прежде чем мы утратим способность двигаться, смогут напрямую подсоединить мозговые клапаны к распределителям заправочных станций, по сути заменив свои легкие одним могучим мировым легким. В таком случае эти немногие сохранят способность мыслить до последних моментов, когда давление окончательно выравняется. Последние крохи атмосферного давления в нашей вселенной будут потрачены на мыслительную деятельность человека.

А потом вселенная замрет в полном равновесии. С ним прекратится вся жизнь, все мысли и само время.

Но у меня остается хрупкая надежда.

Хотя наша вселенная и замкнута, быть может, это не единственный воздушный сосуд в бесконечном пространстве цельного хрома. Я полагаю, что могут существовать иные воздушные камеры, иные вселенные, помимо нашей, превосходящие ее размерами. Быть может, атмосферное давление в этой гипотетической вселенной равно нашему или даже выше – но, быть может, оно ниже, быть может, там царит полный вакуум?

Стена хрома, отделяющая нас от этой предполагаемой вселенной, слишком толста и тверда, чтобы пробиться сквозь нее, а значит, мы сами не можем туда проникнуть, не можем сбросить избыточное давление и вернуть себе энергию. Однако в моих фантазиях в этой соседней вселенной есть свои обитатели, чьи возможности превосходят наши. Что, если бы они могли создать трубопровод между двумя вселенными и установить клапаны, чтобы выпустить воздух из нашей? Они могут использовать нашу вселенную в качестве резервуара, могут подключать к ней распределители, чтобы заполнить свои легкие, и применять наш воздух для развития своей цивилизации.

Мне радостно думать, что воздух, когда-то питавший меня, сможет питать других, что дыхание, позволяющее мне писать эти слова, сможет однажды пройти сквозь другое тело. Я не тешу себя мыслями, будто это позволит мне возродиться, ведь я – не тот воздух, я – рисунок, который он на время создал. Рисунок, которым был я, рисунки, составляющие весь мир, в котором я живу, сгинут.