Как пишет Ф. Ф. Мартенс, «прежде всего, государство стало относиться сознательно, конечно, к своим уголовно-карательным обязанностям в пределах своей территории. Дальнейшей ступенью является распространение власти наказывать на подданных, совершивших преступления за границей, и только уж после всего мог возникнуть вопрос, насколько государство обязано содействовать другому в охранении юридического порядка».[345] Соответственно указанным этапам расширения юрисдикционной сферы отдельных государств в сфере уголовного права изменялось и представление о выдаче лиц, совершивших преступление.

Принцип ответственности по закону места совершения преступления, получивший название территориального, гласит: все лица, совершившие преступление на территории данного государства, подлежат ответственности по его законам. Он выражает территориальный по своему существу характер государственного суверенитета, в соответствии с которым юрисдикция государства распространяется на всех находящихся на его территории лиц, и покоится на презумпции, что преступление затрагивает интересы того государства, где оно совершено.

В указанных территориальных пределах высшая власть осуществляется единой системой государственных органов, функционально дифференцированных в сферах законодательной, исполнительной и судебной деятельности. Стало быть, по объему осуществляемой власти территориальная юрисдикция может быть представлена во всех ее аспектах: предписательная юрисдикция (способность устанавливать правовые веления и требовать их соблюдения), судебная юрисдикция (возможность принимать решения по правовой оценке конкретных поведенческих актов и применению предусмотренных за их совершение санкций), исполнительная юрисдикция (возможность реализации мер принуждения в целях обеспечения соблюдения указанных правовых велений). Все это поглощается понятием полной юрисдикции, которая присуща государству в пределах его территории.

Территориальный принцип занял доминирующее положение в уголовном праве в период возникновения и формирования национальных государств и связанного с этим развития понятия государственного суверенитета, в соответствии с которым «начала права государственного требуют, чтобы всякий человек подчинялся уголовному и гражданскому суду той страны, в которой находится».[346]

Со временем этот принцип получает отражение в законодательстве практически всех стран. В частности, Законодательное собрание Франции декретом 1792 г. впервые закрепило требование о том, что «наказание не должно применяться нигде, кроме того места, где преступление было совершено». Этим же декретом были освобождены с галер все лица, осужденные за преступления, совершенные за границей.

В 1927 г. применение территориального принципа рекомендовала Первая международная конференция по унификации уголовного законодательства, постановившая, что «уголовный закон страны применяется ко всякому лицу, совершившему преступление на ее территории. Этот закон в равной мере применяется к тем, кто совершит преступление на корабле, в территориальных водах или над территорией государства».[347]

В России этот принцип отстаивали Н. М. Коркунов, считавший, что «ни одно государство не может устанавливать законов для чужой территории»,[348] и Н. Д. Сергиевский, утверждавший, что «преступность деяния определяется исключительно по законам места его совершения».[349] В Европе его поддерживали Фейербах, Кестлин и многие другие криминалисты. Как заметил А. Ф. Гефтер, «уголовный закон территориален в том смысле, что действию его подчиняются все лица, пребывающие в пределах известной территории, как туземные подданные, так и иностранцы».