Я взяла со стола тарелку и отнесла ее в кухню. В доме было темно, лишь горела лампочка над плитой.
Быстрей бы вернулся Натаниэль! Конечно, вернется, и, возможно, весьма скоро. Я должна быть терпеливой.
Недоеденную запеканку я отправила в мусор и открыла воду, намереваясь помыть тарелку. У Линдхольмов была посудомоечная машина – новехонькая и блестящая, – но проточная вода мне сейчас представлялась привлекательней любой, пусть даже самой лучшей машины, и я, подставив под струю тарелку, а затем и руки, постепенно успокаивалась. Уже пристроив тарелку в сушку над раковиной, я постояла еще чуть-чуть, наслаждаясь тем, как между пальцами течет вода.
Открылась входная дверь. Слава богу. Поспешно вытерев руки кухонным полотенцем, я побежала навстречу Натаниэлю. Он расплылся в улыбке и, наклонившись, поцеловал меня.
– Привет, красавица.
– Надо кое-что тебе показать. – Мне вдруг стало стыдно за свой эгоизм. – Прости. Я должна была сначала спросить, как у тебя прошел день. Убедил всех, что у русских до нас пока не дошла очередь?
– Не совсем. Вдобавок президент Бреннан настаивает на возрождении НАКА, намеревается искать в небе и другие представляющие для нас угрозу астероиды. – Он ослабил галстук. – А ты что собиралась мне показать?
– Оно подождет до утра, – попыталась я, несмотря на беспокойство, быть хорошей женой. Да и откровенно говоря, поделиться своей новостью с мужем сегодня вечером значило обречь и его на бессонницу.
– Давай уж сегодня, Элма. Не хочу, чтоб меня пинали всю ночь.
– Пинали?
– Ага. Когда ты взвинчена, как сейчас, ты ворочаешься и брыкаешься во сне.
Видимо, он прав. И ведь не поспоришь!
– Я… И больно я пинаюсь?
– Давай уж показывай, что там у тебя.
Каюсь, уговаривать меня не пришлось. Схватив мужа за руку, я втащила его в кабинет.
– Я рассчитывала, сколько бы потребовалось энергии, чтобы сдвинуть с траектории Метеорит. Хотела доказать, что русским это никак не по силам.
Он замер в дверях как вкопанный.
– Только не говори, что падение Метеорита – все же их рук дело.
– Нет-нет. – Стоя у стола, я смотрела на листы со своими расчетами. – Понимаешь, мне кажется, что в самом ближайшем будущем нам грозит массовое вымирание.
8
ЦЕНЫ НА ФУРАЖНОЕ ЗЕРНО РУХНУЛИ
ЧИКАГО, штат Иллинойс, 26 марта 1952 года
Ассошиэйтед Пресс сообщает о значительном падении цен на фуражное зерно на сегодняшних торгах Чикагской торговой палаты, и падение цен на данный товар происходит уже второй день кряду. Брокеры объясняют это тем, что из-за разрушений, причиненных портам Восточного побережья, почти полностью прекратился экспорт кукурузы и овса.
Боже, как бы мне хотелось ошибиться. Натаниэль сидел за столом в кабинете Линдхольмов и, вооружившись логарифмической линейкой, проверял и перепроверял мои выкладки. Стол был завален энциклопедиями, справочниками, атласами и газетами за последние недели, в которых были напечатаны многочисленные репортажи с мест разрушений. Я, прикусив губу, прислонилась к стене у окна. Ночной пейзаж за стеклом был уже залит лунным светом. После выпитого за вечер кофе от еще одной чашки я бы, пожалуй, унеслась как заведенная к потолку.
За последний час муж не задал ни единого вопроса. Всякий раз, когда карандаш его выводил что-то на бумаге, во мне рождалась надежда на ошибку – может, я что-то где-то позабыла проинтегрировать или возвести в должную степень или еще что-то в том же роде.
Наконец он отложил логарифмическую линейку и обхватил голову растопыренными пальцами. Взгляд его был прикован к последней странице.
– Пора убираться с этой чертовой планеты. – Послышался вздох, и голова его сползла вниз и уткнулась в сгиб локтя. Теперь он говорил в стол, от чего голос его звучал глухо. – Я, честное слово, хотел бы, чтобы ты оказалась не права, но, увы, ошибки в твоих расчетах так и не обнаружил.