3 февраля

Два раза ходил под артобстрелом в город, только лишь из-за своего собственного любопытства. На обратном пути, идя из города второй раз, попал под сильный артиллерийско-минометный огонь. Я лег под скирду и прямым попаданием снаряда разворотило скирду. Меня оглушило, на мгновение потерял я чувства. Мельниченко, видевший эту историю уже сообщил писарю о том, что меня убило и писарь хотел уже писать извещение домой. Очнувшись, с большим трудом удалось мне вылезть из-под соломы. Открыв глаза, я увидел, что скирд соломы горел. Так вот! Мне угрожала опасность еще сгореть на полях Венгрии под городом Секешфехерваром. «Но, нет значит не здесь суждено мне умереть» подумал я, и побежал дальше, придерживаясь левой стороны дороги. Не добегая двадцати метров от окопчика; возле следующей скирды, у которой стояли два танка и транспортная машина с прицепленной пушкой, я услышал пронизывающий гул немецкого «Ванюши». Гул был как будто рядом, потому что глушило. Мгновение 10 секунд и я в окопчике, как вдруг на дорогу, которая проходила в 10-15 метрах от моего окопчика, посыпались снаряды. Вся земля как будто переворачивалась вверх дном. Гул, гул и только гул слышал я и чувствовал земля ходуном ходила подо мной. Вот-вот кажется, что вышибет из окопа или прямым попаданием разнесет в клочья. Сколько времени продолжался обстрел трудно сказать, но только когда прыгнул в окоп другой «славянин» и навалился мне на ноги я очнулся. Ничего не слышал я, а в действительности танки, стоящие за скирдой вели огонь. Машина с пушкой горела, расчет был перебит. В кабине машины-шивралэ валялся с пробитым от осколка лбом шофер. Везде возле дороги можно было видеть валяющиеся куски человечьего мяса, ноги, руки и протухшие туши фрицев. Как пьяный поплелся я шагом по дороге. Артобстрел по дороге продолжался. В воздухе стоял несмолкающий гул. До штаба добраться не удалось. Где спал или ходил ночью не помню сам, но только утром очнувшись в кукурузе я увидел, что буквально в 200 метрах от меня стоял немецкий «Тигр» (танк)

4 февраля

Тигр, стоявший в 200 метрах от меня, вел огонь. Осмотревшись кругом, я заметил, что немецкие автоматчики ползут по направлению ко мне. Их было около сотни человек. Мне стало ясно, что противник предпринял контратаку и занял единственную дорогу, идущую от села Лаваш-берень на Секешфехервар. До штаба бригады, находящегося в трех отдельных домиках, оставалось отсюда не больше, чем 500 метров. Мне стало ясно: что штаб уже уехал оттуда. Автоматчики с каждой минутой приближались: мое положение было критическое. Что предпринять, что делать? Долго раздумывать не приходится в такие моменты. До ложбинки, в которой был маленький кустарник было не больше двухсот метров. В ложбинке, по моим предположениям должна быть наша пехота. Если броситься стремительно, то наши пехотинцы могут подумать, что немец и пристрелят. Ведь в бою бывает всякая горячка, а особенно в тех случаях, когда противник находится в 400 метрах. Ружейно-пулеметного огня не было ни с которой стороны. «Была не была» подумал я и вскочивши побежал во весь рост к кустарнику. Немцы, заметив меня открыли ужасный автоматный и пулеметный огонь. Пули свистели над головой, утыкались в землю впереди меня. «Ах, дьявол! Хорош прицел берет» подумал я и прибавил скорость. Сорок секунд и я в ложбинке. Как камень упал я под кустик и стал прислушиваться. С нашей стороны огня не было слышно, но со стороны фрицев огонь усиливался, а затем послышалось немецкое „Hallo “. Я понял: немцы идут в атаку. Послышался гул моторов танков. В ложбинке был снег и на животе я стал спускаться к штабу. Мгновение и я прокатился на животе метров сто. Приподнявшись, я увидел в окопе, в пяти метрах от меня, сидит красноармеец, а на бруствере П.Т.Р. Оглядевшись я заметил человек двадцать наших пехотинцев, а слева стояла 57мм. пушка, людей у которой не было видно. «Слушай, солдат, немцы идут в атаку 50 метров от нас уже немцы.» Я только успел еще крикнуть «Огонь» как буквально в двадцати метрах от меня заметил бегущих рядом двух немцев. Автомат был на боевом взводе. Присев на колено нажал спусковой крючок. В это мгновение как громом оглушило меня. Что такое делалось я не мог понять, но только открыв глаза я видел кругом огонь. Как будто вся земля горела. Я упал и потерял сознание. Очнулся от холода, т.к. лежал на снегу, который произвел желаемое и полезное действие в данном случае. Приподняв голову, увидел вокруг себя все черно и тлеющие тела людей. «Так вот они где зажарились-то фрицы от русской Катюши. Да, хорошая штука Катюша». Солнце садилось, бой стихал. Приподнявшись, я пошел к трем домикам, где был последний раз штаб. Подходя к домикам, я заметил у бегающих людей. Присмотревшись, я понял, что это были немцы. «Так они значит сегодня продвинулись километра на три» – подумал я. Таким образом я остался в тылу у противника. Оглянувшись назад, заметил идущую по дороге колонну машин противника. Если ходят по дороге транспортные машины, то значит передний край отсюда не меньше трех километров. «Да, печально. Что делать.» Выйдя из кустарника, поплелся по дороге к мостику, через который проезжал два дня тому назад и находящемуся от домиков километрах в двух. На мосту стоял немецкий часовой. «День, что делать» Взяв левее, вброд перешел это болото и направился к селу Дюла. На подходе к селу на дороге стояли наши броневики и бронетранспортеры. У ребят я узнал, что штаб уехал в барский двор в Керакаш, в шести километрах отсюда. А также о том, что убиты сегодня в нашей роте Жанабаев и лейтенант Скрек(..) Вправо от дороги, в ложбине, виднелся домик, до которого было метров восемьсот. С ребятами автоматного взвода пошли в этот домик. Растопили печку обсушились и легли спать.