– Недалеко пруд. – Славка словно услышал ее мысли.
Воздух, звуки, атмосфера и покой, как в далеком детстве. Приезжая с мамой в аул, лежала в степи с закрытыми глазами, слушая ее разнотонность, вдыхая, наслаждаясь и мечтая.
В санаторий вернулась утром. Шум воды не перекрывал телефонный звонок. Не хотелось выходить из душа, струи воды действовали магически. Телефон звонил не прекращая. Накинув на мокрое тело халат, подняла трубку.
– Сонь, привет. Ищу тебя со вчерашнего вечера, – возбужденно кричала Маришка, – вчера позвонила твоя подруга Евгения Артемовна. Горе у нее. Трагически зять погиб, похороны завтра. Она в полной растерянности. И ночью звонила, и под утро. Я дала санаторный номер, видимо не дозвонилась…
От услышанного Соня села на кровать. Мариша слышалась издалека. – Петька забронировал тебе билеты в обе стороны с открытой датой, слышишь?
– Во сколько самолет?
– В двенадцать. Ну, что Петька выезжает за тобой? Это хорошо, что он дома, а не в рейсе. Петька кричит, чтоб ты дала номер-серию паспорта.
– Мариш, в одиннадцать у стойки регистрации. Да, вот еще что, запиши телефон Женьки, скажи ей время прилета, чтоб не волновалась. – Сбросив вызов, набрала Мухтара. К телефону долго не подходили. Наконец, послышалось сонное, – Алло…
– Асель, извините за ранний звонок, трубку передайте, пожалуйста, Мухтару.
– Да, да, – слышалось, как она будит, – Мухтар, проснись, возьми трубку, это Соня, слышишь?
– Господи, что ей не спится? Давай, – ворчал он, – Че так рано?
– Мухтар, еду к тебе. Я в двенадцать, улетаю.
– Ты соображаешь? Куда улетаешь? Ты с документами завтра вылетаешь в Москву.
– За завтраком обсудим. Кофе и что-нибудь поесть, я голодная. В Москву вылечу через день. Документы заберу.
Собирая вещи, думала о Женьке, что сейчас с ней творится. Что случилось? Вариной дочке два месяца. Старалась не думать о Гошке.
На лоджии курил с виду спокойный Мухтар. Сквозь сузившиеся щелки глаз сквозила ярость.
– Не злись. Пойдем покушаем. – Соня заглянула на кухню примыкающей к лоджии. Асель готовила завтрак. – Извините, можно кофе две ложки, один рафинад и сливки.
– Накорми нас сытно, чего-нибудь пожирней и побольше. Мы позавтракаем на лоджии, – прорычав, и не глядя спросил, – Что произошло?
– Допускаешь, получив такой контракт могу все бросить? У меня мало друзей, но, когда я им нужна – это, главное. Буду нужна тебе, приеду, где бы не был.
– Если случится, что не будем общаться, на похороны приедешь?
– Приеду. Не успею на похороны, но приеду.
– Честно?
– Не говори ерунды.
– Ладно, езжай. Давай о деле.
С аэропорта поехала к Женьке. Никого ни возле дома, ни рядом с квартирой. На душе стало холодно. В глаза бросилось закрытое черной шалью зеркало. Сквозняк по квартире гонял сигаретный дым. Лохмотья свалявшейся пыли перекати-полем перекатывались по квартире. Возле плиты две женщины. Кивнув им, прямиком пошла на лоджию. Она всегда боялась похорон, суеты, людей, принимающих активное участие, и всей этой церемонии. Жека курила сидя на футбольном мяче. Посеревшее и постаревшее с кулачок лицо, с вытянувшимся и обострившимся носом, выглядело скорбно и спокойно, лишь красивые тонкие пальцы слегка подрагивали.
– Где так долго была? – не глянув на подругу, пускала дым в сторону окна. – На выходные на море с Варькой и друзьями поехал. Со скалы нырнул и темечком об камень. Блин, все на ее глазах. На месте умер, не мучился. Подай сигарету с подоконника и давай выпьем.
– Где Варя?
– У Лили. У нее девок много и за Машуней есть кому посмотреть. У Варьки молоко пропало, беда. Лето. Машка теперь дристать будет.