Пока же все мои цели были заняты предстоящей беседой с Кругловым.
Буквально через минуту девушка вышла из кабинета все с той же дежурной улыбкой на лице и сказала:
– Проходите, пожалуйста, Степан Сергеевич. Владимир Павлович ждет вас.
Закрыв за собой дверь, я ощутил некоторое физическое облегчение. Работающий кондиционер создавал приятную прохладу, резко контрастирующую с уличной жарой. В этом кабинете я бывал пару раз, но, оглянувшись, заметил, что произошли незначительные изменения. На стене, напротив двери, появился портрет президента России; в правом углу, на тумбочке, стоял портрет Виктора, перевязанный черной лентой, а перед ним стояли четыре алые гвоздики.
Главное же изменение было в том, что за столом на месте Виктора сидел довольно интересный шатен лет сорока, с правильными чертами лица. Но его внешний вид несколько портили узкие губы. На нем была белая рубашка и черный галстук.
Впрочем, с Кругловым я был знаком, но не близко, а вот так детально рассматривал его впервые. Должен признать, что особой симпатии он у меня не вызвал. Хотя это можно было объяснить тем, что он занял место моего друга. Все же чаще в оценке людей мы бываем субъективны.
Круглов встал, вышел из-за стола и направился ко мне с протянутой рукой:
– Здравствуйте, Степан Сергеевич. Примите мои самые искренние соболезнования по поводу потери друга. Не могу сказать, что рад вас видеть, потому что причина встречи очень тяжелая. Я ведь тоже потерял не только отличного шефа, но и старшего друга, – говорил он, потряхивая мою руку.
– Здравствуйте, Владимир Павлович.
– Что будете пить: чай или кофе? – спросил он, отпуская мою руку.
– Нет, спасибо. Я не собираюсь вас долго задерживать. Всего лишь несколько вопросов.
– Садитесь, пожалуйста, я вас внимательно слушаю и готов рассказать все, что знаю.
Он снова занял место за столом Виктора, а я сел перед ним на мягкий стул. Заметив на его столе хрустальную пепельницу с окурком, я вынул пачку «Нашей марки» и спросил:
– Не возражаете?
– Курите, курите, – как-то поспешно ответил он, – я сам страдаю этой слабостью.
Мы оба закурили, но только Круглов закурил «Мальборо». Он передвинул пепельницу на столе в мою сторону, но молчал, видимо, предоставляя мне первому начать разговор.
– Да, для меня это очень тяжелый удар, – выпуская дым, медленно проговорил я. – Я потерял близкого друга.
– Это был тяжелый удар для всех, – поддержал меня Круглов. – Такая неожиданная трагедия.
Какая-то необъяснимая настороженность то появлялась, то исчезала в глазах Круглова. Возможно, я стал мнительным, но это заставило меня принять решение не обсуждать с ним обстоятельства смерти Виктора.
– Я случайно узнал о трагической гибели Виктора.
– Естественно, я вчера приехал в Ростов и первым делом отправился на кладбище, – медленно, куря сигарету, проговорил я. – Я постоял у свежей могилы Виктора, положил цветы. Видел там гору венков. Но к вам меня привело совсем другое.
– Постараюсь помочь всем, чем смогу, – снова поспешно заверил меня Круглов.
– Дело в другом… Меня поразило одно обстоятельство, – я специально сделал паузу, аккуратно раздавливая окурок в пепельнице.
– Что случилось, Степан Сергеевич? – не выдержал Круглов.
– После кладбища я поехал к Виктору домой, но ни Надежды, ни детей я не застал. Второй раз я поехал вечером, но дома опять никого не было. Соседка сказала, что Кравцовы здесь больше не живут. Ума не приложу, куда они делись. Я бы хотел до отъезда встретиться с Надеждой и выразить ей свои соболезнования. Вы не знаете, где мне их искать?
– Так все это просто объясняется, – со вздохом облегчения сказал Круглов. – Надежда Петровна очень тяжело переживала трагическую гибель мужа. Ей чудился его образ в каждом углу комнаты, слышался его голос, – он сделал паузу. – Вот здешние друзья покойного Виктора Ивановича и посоветовали ей сменить квартиру.