–Ахерон, зачем ты так? Я тебя подлатаю, и будешь снова охотиться в этих землях. Только меня трогать не надо.

Волк смотрел так, будто действительно слушал. После чего зарычал и показательно отвернул морду в другую сторону.

«Точно, у меня же есть вяленое мясо, то, что надо, для быстрейшего выздоровления», – с этими мыслями Бэль уже открывала сумку.

Достав кусочек, она начала обходить Волка, и, оказавшись в метре прямо перед его мордой, присела на корточки. Теперь в его глазах читалось безразличие.

– На, покушай, и сразу станет легче, – с этими словами зеленоглазка без всякого страха протянула руку с едой вперёд. Какое-то время ничего не происходило.

–Ну на же, тебе это надо, чтобы…

Договорить она не успела. Морда исказилась в оскале, и если бы Бэль не успела отпустить кусок мяса и одёрнуть руку, то осталась бы как минимум без пары пальцев. Вяленый кусок теперь валялся на земле. Ахерон даже не взглянул на него.

– Ну и не надо, вот и лежи голодным! – с этими словами девочка встала и начала куда-то уходить. «Я всё равно тебе помогу! Если решил умирать, то не время и не место! Даже если мне придётся насильно тебя кормить…»

В таком же духе проходили и следующие несколько дней. Волк упорно отказывался от еды, не забывая периодически огрызаться на Бэль. Тем временем она всё не сдавалась. Пока зверь бодрствовал, она уходила к болоту и набирала ягод, когда же он засыпал, выдавливала клюквенный сок на рану, которая, вроде, даже начинала заживать. Мякоть наносить на рану не решалась, поскольку Ахерон теперь спал часто, но чутко и не долго. Уже вечером после первого пробуждения у него хватало сил дойти до ручейка, напиться и вернуться, так что хоть одной заботой было меньше.

Через два дня Бэль заметила, что кусок вяленого мяса пропал, и с надеждой попробовала ещё раз дать кусочек. Однако реакция была такой же, как и в прошлый раз. Тем ни менее, и второй кусок в итоге пропал, и третий… К себе Волк всё так же не подпускал.

Это были скучные дни, и девочка развлекалась, как могла: лазила по деревьям, вырезала камнями на коре рисунки, иногда танцевала под музыку, которая была слышна только ей, несколько раз встречала закат у озера. Когда становилось грустно, она садилась напротив волка и начинала рассказывать истории, свои, чужие, а иногда и имитировала диалог, отвечая за Ахерона. Он же, в свою очередь, больше не рычал, лежал, положив голову на лапы и либо наблюдал за Анабель, либо просто закрывал глаза, и никто не мог сказать, слушал ли он дальше или дремал, но девочка всё равно продолжала свой рассказ.

Новое утро началось с уже так знакомого шороха. Зеленоглазка, не вставая, посмотрела на уходящие вверх деревья, это был уже привычный ритуал. Но что было непривычно, так это то, что шорохи раздавались не с той стороны, где обычно лежал Волк, а с противоположной, и они приближались. Конечно, Ахерон мог ходить где угодно, но почему звук приближался? За все прошедшие дни этот самодовольный пёсик ни разу не изъявил желания приблизиться к ней, тем более с мирными целями.

Чуть привстав на локтях, Анабель посмотрела правее. Масса чёрной шерсти лежала на своём привычном месте, янтарные глаза смотрели в её сторону. И тут сердце ушло в пятки. Глаза смотрели не на неё, а за неё. Откуда она и слышала изначально звуки. Было ощущение, что эти глаза говорили: «Девочка, возможно, это твои последние минуты, если ты не научишься слушать и слышать»

Она осторожно обернулась, и то, что увидела, не могло обрадовать. Метрах в десяти от неё стоял бурый медведь. Настроен он был явно недоброжелательно. Непонятно, откуда он взялся, может искал себе территорию, а может бродил в поисках самки, ибо сейчас было как раз начало сезона размножения. Это был молодой самец, и если он только ушёл от матери в поисках территории, то ему было всего года три-четыре. Однако это не означает, что он был мал, для одиннадцатилетней девочки его размеры были пугающими.